Открыто сердце (СИ) - страница 29
И тут же отстранился, развернулся к ней спиной резко и несправедливо, он как будто лишил девушку умения дышать и, поперхнувшись воздухом, она начала кашлять.
— Какого черта ты меня не остановила? — рявкнул он.
Марин непонимающе уставилась на Моргана и захлопала ресницами… Как же он ненавидел в это мгновение ее чертовы глаза, огромные испуганные, такие чудовищно искренние… Голова начала болеть. Как же сильно он ненавидел эту мерзкую малолетнюю дрянь!
Марин молчала, а потом робко протянула руку к лицу Моргану, и он не убрал ее, и, осмелев, девушка придвинулась ближе и стала целовать Короля вдоль позвоночника, легкими невесомыми касаниями притрагиваясь к нему.
Морган тряхнул головой, будто скидывая с себя покрывало оцепенения, вынуждающее его не двигаться и, неожиданно развернувшись к девушке, схватил ее за подбородок и пристально взглянул в ее глаза — и опять — он увидел в них эту чертову искренность. Это полное отсутствие здравого смысла! Ведь, по сути, искренность — это противоположность инстинкту самосохранения, это глупое, но бесспорно, смелое желание позволить себя казнить, втайне надеясь, что по дороге что-то заставит карателя передумать. «Наивная дурочка! Ты не знаешь человеческой природы!» — думал Морган
— Но тогда… Выходит, и я? Такой же… Человек? — вдруг посетила Короля необычайно опасная и новая для него мысль.
Морган провел большим пальцем по нижней губе Марин — медленно, изучающе, и девушка расслабилась, закрыла глаза, наслаждаясь прикосновением, и попыталась поцеловать палец Моргана, но из сладкого небытия ее вырвала резкая боль.
Он… Ударил ее.
Инстинктивно приложив руку к щеке, девушка с обидой и недоумением смотрела на Короля.
— Пошла вон! ВОН! — рявкнул он, и униженная, не в силах унять дрожь, полуголая, Марин выбежала из шатра Короля.
Глава 8, в которой игры забавляются с людьми.
Март 2009 г.
Из открытого окна влетали запахи ранней весны и бесцеремонно прогоняли хандру!
Вайя проснулась очень рано сегодня, едва сумев уснуть. События вчерашнего вечера не давали ей покоя. Вот так, запросто, ее мир перевернулся с ног на голову, а жизнь — идет себе своим чередом.
У Вайи просто не укладывалось в голове, как такое могло случиться? Наконец- то случиться. С ней. И что это значит? Меняет ли это что-либо между ними?
Они вчера весь день играли в Игру. Игру на осознанность.
— Ты витаешь в облаках, — сказала Аня. — Рассеянная. Все потому, что ты не находишься в текущем моменте. Здесь и сейчас.
Аня занималась театром. Не профессионально, конечно. Но после работы посещала занятия в театральной студии. Она не пошла учиться в университет, а стала работать в магазинчике матери, аргументировав это тем, что сама хочет заработать себе на образование за границей, но, на самом деле, она просто понятия не имела, чего хочет, и пыталась выкроить немного времени. Родители такое рвение к самостоятельности восприняли весьма благодушно, почему-то не обратив внимания на то, что самостоятельность проявлялась в желаниях, но не проявлялась в обязанностях. Аня была помощником помощника директора, и, в основном, на работе читала или командовала секретарем.
— Именно поэтому мы сыграем в Игру. В течение всей нашей сегодняшней прогулки запрещено употреблять слова «да» или «нет», и приставку «не» тоже, в любой форме. А если кто-то из нас скажет запрещенное слово — мы отметим это палочкой на листике. И чтоб у тебя была мотивация… — снизила голос до шепота Аня — Тот, кто наберет 10 палочек, должен будет выполнить желание!
Вайе нужны были новые штаны, и Аня согласилась составить ей компанию. Она была уверена, что без нее Таня выберет какую-то некачественную неинтересную хрень, и чувствовала свою невероятную полезность, поэтому подошла к делу с воодушевлением. По дороге в торговый центр девушки болтали о том, о сем, и, немного усыпив бдительности Тани, Аня стала провоцировать девушку.
— Иногда мне кажется, что твои чувства ко мне абсолютно наигранны, и ты не ценишь нашу дружбу, — вдруг ни с того ни с сего произнесла Аня и весьма убедительно пригорюнилась.
— Но… Ты же знаешь, что это не так и я… — начала Таня, но ее прервало резкое: — Ха! Одна палочка тебе!