Открыто сердце (СИ) - страница 38
И все бы ничего, если бы после этого Петр не позвонил Ане после полуночи с просьбой дать ему контактную информацию Тани, объяснив это делом чрезвычайной важности. И именно это дело чрезвычайной важности привело к событиям сегодняшнего утра.
Петр попросил Таню быть его моделью в новом проекте. Девушка была очень удивлена. Почему она? Когда вокруг столько красивых девушек? Оказалось, что Петр считает ее удивительной юной, свежей и нераскрывшейся, считает, что она точнехонько как бабочка, еще не выползшая из кокона, но уже вот-вот… Кокон уже треснул.
Он привел в ее свою квартиру.
Скромно обставленная, она же являлась и студией. Кроме дивана, не было ничего из предметов мебели.
Стены были белыми, на полу раскиданы зонтики, штативы и прочие прибамбасы, которые Таня видела впервые, и когда он, даже не глядя на нее, полностью сосредоточившись на настройках фотоаппарата, попросил ее раздеться, просто и легко, будто и, не видя в этом ничего предрассудительного — она сразу же согласилась, потому что заминка могла придать ситуации ненужную двусмысленность, и Таня почувствовала это всей кожей.
И когда он фотографировал ее, в одних только трусах (еще и, о Господи! таких нелепых — розовых со слоником, но их видно не было на фотографиях), прикрытую тонкой розоватой прозрачной тканью, и ее соски затвердели от холода — она не чувствовала ни смущения, ни неправильности происходящего. Они вместе работали над его идеей. Идеей передать невинность, неискушенность. Что-то в этом духе, Таня точно не поняла. А потом он закончил, так же внезапно, как и начал.
Он не ждал от нее позирования, ему нужна была естественность, он не просил ее менять выражение лица, беседовал с ней, ловил мгновения искренности, запечатлевал ее неуверенность, ее угловатость, неуклюжесть — в этом было нечто очень трогательное, неподдельное.
Сказал «спасибо», предложил чаю с пряником, они поговорили о том, о сем — и Петр проводил ее домой. И ни разу за все это время Таня не чувствовала себя дискомфортно или напряженно. И это было очень странно для нее самой.
А через неделю Петр прислал фотографии — и, повинуясь импульсу — сама толком не зная зачем — уязвить Моргана или поделиться впечатлениями, или узнать мнение, а может, и все вместе — Таня тут же отправила фотографии Ане. И этот необдуманный шаг острой саблей прошелся по веревочному мостику взаимопонимания, которое с таким трудом возникало у девушек. Не первым ударом по этому тонкому льду, но метким.
Спустя два дня молчания, звучавшего, однако так громко, пульсировавшего напряжением в голове у Вайи, которая уже и сама была не рада тому, что затеяла противостояние и не пошла на поводу у Ани, раздался телефонный звонок.
«Я буду у твоего дома через пять минут максимум. Собирайся и выходи. Ждать не стану. Не выйдешь — пожалеешь!» — отчеканила Аня и, не дождавшись ответа, положила трубку.
Вайя опешила. С одной стороны, у нее есть дела. Прямо сейчас она слушала музыку и пребывала в крайне расслабленном состоянии, она была восприимчива, впечатлительна и совершенно не настроена на выяснения отношений с Аней. А с другой стороны, проверять терпение Ани на прочность она боялась. Поэтому, вздохнув, натянув первое попавшееся под руки на себя, а именно — джинсы и толстовку на домашнюю футболку с кроликом, Таня влезла в ботинки, накинула пальто шарф, уже в дверях крикнула: «Маам! Я скоро, выйду ненадолго, телефон с собой. Пока».
Бегом спускаясь по лестнице, одновременно застегиваясь, думая о том, что это неправильно — так себя вести, Вайя добежала до первого этажа и, достав телефон, посмотрела, когда был последний входящий. Ага, четыре минуты назад. Постояла немного, сделала глубокий вздох, глубокий выдох. Не хотелось, чтоб Аня поняла, что она бежала.
Хоть… Это смешно, очевидно, что она спешила и старалась — иначе не успела бы за пять минут, но все равно не хотелось это афишировать.
Относительно восстановив дыхание, Вайя открыла дверь и столкнулась нос к носу с Аней.
— Якакразсобираласьвмагазин, — протараторила Вайя, — так что ты вовремя… Вот… — якобы безразлично сказала она и тут же замялась.