Открывая сознание заново - страница 12

Пятую форму неправдоподобного можно обнаружить в утверждении, будто нам не следует думать о наших ментальных терминах “убеждение”, “желание”, “страх”, “надежда” и т.д. как действительно обозначающих подлинные ментальные феномены, но скорее лишь как о манерах речи. Это просто полезный словарь для объяснения и предсказания поведения, но его не следует рассматривать буквально как обозначающий реальные, внутренние, субъективные психологические феномены. Приверженцы подобного взгляда считают, что употребление словаря здравого смысла есть вопрос выбора “интенциональной позиции” в отношении некоторой системы.[9]

В-шестых, другой крайний взгляд заключается в том, что, возможно, сознания, как мы обычно думаем о нем, то есть внутренних, личных, субъективных, качественных чувственных явлений, или самосознания (awareness), вообще не существует. Подобный взгляд редко высказывается в явной форме.[10] Очень немногие люди расположены прямо говорить, что сознания не существует. Но с недавних пор некоторые авторы, как правило, так переопределяют само понятие сознания, что оно уже больше обозначает не актуальные осознанные состояния, то есть внутренние, субъективные, качественные ментальные состояния, присущие первому лицу, а, скорее, публично наблюдаемые феномены, присущие третьему лицу. Такие авторы претендуют на мнение, что сознание существует, но фактически они заканчивают отрицанием его существования.[11]

Иногда ошибки в философии сознания порождают ошибки в философии языка. Один, на мой взгляд, невероятный тезис в философии языка, который происходит из той же конюшни, как и только что нами рассмотренные примеры, это взгляд, будто там, где речь идет о значениях, как раз не существует каких-либо соответствующих фактов в дополнение к особенностям вербального поведения. Согласно этому взгляду, наиболее знаменитым приверженцем которого был Куайн (1960), не существует никакого соответствующего факта того, что, когда вы или я скажем “кролик”, мы будем подразумевать кролика, необособленную часть кролика или же этап в истории жизни кролика.[12]

Итак, что же предпринять перед лицом всего этого? Для меня лично недостаточно сказать, что все это выглядит неправдоподобно, скорее я полагаю, что философ, обладающий достаточным терпением и временем, должен сесть и пункт за пунктом, строка за строкой осуществить опровержение всей традиции. Я уже пытался сделать это применительно к одному специфическому положению данной традиции, а именно утверждению, будто компьютеры обладают мышлением, чувствами и пониманием исключительно в силу выполнения ими компьютерной программы (“правильной” компьютерной программы с “правильными” входами и выходами) (Сёрл, 1980а). Этот взгляд в духе теории сильного искусственного интеллекта является привлекательной мишенью, поскольку он достаточно ясен, и потому имеется простое и решающее опровержение, которое можно распространить на другие версии функционализма. Я также пытался опровергнуть куайновский тезис неопределенности (Сёрл, 1987), который, полагаю, столь же пригоден для фронтального нападения. Однако с некоторыми взглядами ситуация значительно более неопределенная. Как, к примеру, кто-либо стал бы опровергать взгляд, что сознание не существует? Следует ли мне ущипнуть сторонников этого взгляда, дабы напомнить им, что они обладают сознанием? И не следует ли мне ущипнуть самого себя, а затем сообщить результаты в “Журнал философии”?

Для того чтобы направлять аргументацию в традиционном смысле, существенно важно наличие некоторого общего основания. Пока участники не согласятся в отношении посылок, нет смысла пытаться выводить заключение. Но если кто-то изначально отрицает существование сознания, то будет очень трудно узнать, каким было бы это общее основание в изучении сознания. По-моему, если результатом вашей теории является взгляд, что сознание не существует, вы просто осуществили reductio ad absurdum[13] своей теории, и то же самое имеет место со многими другими взглядами в современной философии сознания.

Несколько лет обсуждений этих вопросов на публичных форумах и в печати убедили меня в том, что достаточно часто наиболее фундаментальные вопросы обсуждения не достигают поверхности. Если вы, к примеру, спорите с людьми относительно версии сильного искусственного интеллекта или неопределенности перевода, то явное неправдоподобие таких теорий маскируется, по-видимому, специальным характером аргументов, перебрасываемых туда и сюда. Еще хуже то, что трудно обнаружить допущения, которые прямо ведут к этим теориям. Когда, например, кто-то удовлетворяется идеей, что компьютер мог бы неожиданным и чудесным образом обладать ментальными состояниями всего лишь благодаря выполнению определенного рода программы, то скрытые допущения, которые позволяют этому взгляду казаться возможным, редко утверждаются в явной форме. Поэтому в ходе данной дискуссии я хочу попытаться применить подход, отличный от прямого опровержения. Я не собираюсь представить еще одно “опровержение функционализма”, скорее я хочу приступить к задаче разоблачения и, следовательно, подрыва оснований, на которых покоится вся эта традиция. Если вы склоняетесь к функционализму, то, полагаю, вам требуется не опровержение, а помощь.