Открывая сознание заново - страница 14

6 Каждый факт во вселенной в принципе познаваем и доступен пониманию исследующим его человеческим существам. Поскольку реальность имеет физический характер и поскольку наука имеет отношение к исследованию физической реальности, а также поскольку нет пределов тому, что мы можем знать о физической реальности, то из этого следует, что все факты во вселенной познаваемы и доступны нашему пониманию.

7. Единственные вещи, которые существуют, имеют в конечном счете физический характер в том смысле, как традиционно понимается физическое, то есть как противоположное ментальному. Это означает, что в традиционных противопоставлениях — дуализм против монизма, ментализм против материализма — правый член оппозиции обозначает правильный взгляд, а левый — ложный.

Уже должно быть ясно, что эти взгляды связаны друг с другом: поскольку реальность объективна (пункт 2), она в конечном итоге должна быть физической (пункт 7). И объективистская онтология пунктов 2 и 7, естественно, ведет к объективистской методологии пунктов 3 и 4. Но если сознание реально существует и имеет объективную онтологию, то, как представляется, его онтология должна быть в некотором смысле поведенческой и каузальной (пункт 5). Это, тем не менее, выводит эпистемологию на передни край (пункт 4), ибо тогда приобретает решающее значение способность отличать поведение тех систем, у которых отсутствуют ментальные состояния, от тех, у которых реально имеются подобные состояния. На основании того факта, что реальность в конечном счете имеет физический характер (пункт 7), а также факта, что она полностью объективна (пункт 2), естественно допустить, что все в реальности познаваемо нами (пункт 6). Наконец, одна вещь очевидна: нет места — или, по крайней мере, имеется очень мало места-для сознания в общей картине Вселенной (пункт 1).

В дальнейшем в этой книге я надеюсь показать, что каждый из этих пунктов в лучшем случае ложен и что общая картина, которую они представляют, не только глубоко ненаучна, но и противоречива.

Как в плане истории мы попали в подобную ситуацию? Как мы попали в такую ситуацию, когда люди могут говорить вещи, несовместимые с очевидными фактами их опыта? Хотелось бы узнать следующее: что же такое, имеющее отношение к истории современной дискуссии в философии сознания, психологии, когнитивной науке и теории искусственного интеллекта, делает подобные взгляды возможными, делает их кажущимися совершенно респектабельными или приемлемыми? В любое конкретное время интеллектуальной истории все мы работаем в рамках определенных традиций, которые позволяют представить законными определенные вопросы и единственно возможными — определенные ответы. В современной философии сознания историческая традиция ослепляет нас в отношении очевидных фактов опыта, навязывая нам такую методологию и такой словарь, с помощью которых очевидно ложные гипотезы кажутся приемлемыми. Данная традиция зародилась более полувека назад на основе изначальных бихевиористских принципов и через теории тождества “тип-тип” и “отдельное-отдельное” (token-token) пришла к современным усложненным вычислительным моделям познания. Но что же в этой традиции делает ее столь сильной, хотя и представленной в контринтуитивной манере? Я бы хотел настолько хорошо понимать эти вопросы, чтобы быть способным дать их полный исторический анализ, но боюсь, что смогу сделать только несколько догадок и указаний относительно природы этих симптомов. Мне представляется, что здесь задействованы, по крайней мере, четыре фактора.

Во-первых, мы ужасно боимся впасть в картезианский дуализм. Банкротство картезианской традиции и абсурдность предположения о существовании двух видов субстанций, или свойств, в мире — “ментальной” и “физической” — столь запугали нас и имеют такую отвратительную историю, что мы не желаем признавать ничего, что имело бы привкус картезианства. Мы не желаем признавать никакие факты здравого смысла, которые кажутся нам “картезианскими”, поскольку представляется, что если мы примем такие факты, то мы должны будем принять и всю картезианскую метафизику. Автоматически под подозрение попадает любая разновидность ментализма, признающего очевидные факты нашего существования. Некоторые, занимающие крайнюю по-зицию, философы не желают допустить существование сознания, поскольку они не видят того, что ментальное состояние сознания есть просто обычная биологическая, то есть физическая, черта мозга. Вероятно, будучи еще более раздраженными, им помогают в этом заблуждении те философы, которые охотно признают существование сознания и, делая это, предполагают, что они утверждают существование чего-то нефизического.