Откуда ты, Жан? - страница 12

стр.

Учительница показала ему на доску: выходи, мол, читай. Но Андрейка и Яшка загудели:

— Читает он плохо. Не слышно.

Светлана Плошкина предложила:

— Нигмат Хантемиров принёс интересную статью о тюленях. Пусть он прочитает.

Харис растерянно посмотрел на учительницу. Но та почему-то ничего не говорила. Потом, спустя немного, кивнула ему головой:

— Садись. Тебя вот и слушать не хотят.

Ученики заспорили:

— Хотим!

— Не хотим!..

Полина Петровна медленно прошлась по классу туда и обратно, затем показала пальцем в сторону Хантемирова:

— Читай про тюленей.

Харис уткнулся в раскрытый журнал «Вокруг света», покусывая губы: за что его так обидели?

— Не торопись, — предупредила учительница вышедшего к доске Нигмата. — Читай погромче.

Статья была и в самом деле интересной, хотя и не относилась ни к уроку истории, ни к выбору профессии. Вопросов никто не задавал, никаких дополнений к прочитанному не было.

Когда Нигмат сел на место, Полина Петровна посмотрела на Хариса:

— Бикбаев, дай журнал Андрейке. Читай, Счастливцев.

Но Харис вдруг ответил:

— Не дам!

— Ни себе, ни другим? — удивилась учительница.

— Как Чемберлен, — подсказал кто-то в углу.

Ученики засмеялись. «Чемберлен! Чемберлен!» — подхватили ребята. Харис прижался к парте, вздрагивая плечами.

Ваня поднялся и, глядя в глаза учительнице, сказал ей:

— Какой же он Чемберлен?

— Садись, Кабушкин! Садись на место! Я тебе слово не давала.

— Зачем же дают ему кличку?

— Не спорь. За поведение ставлю двойку.

— Хоть единицу!

— Сейчас же выйди вон! — топнула ногой Полина Петровна, покраснев до ушей и тряхнув головой так, что серьги её задрожали.

— Пожа-а-луйста, — процедил Ваня, подымаясь.

— И я выйду! — сказал Харис.

— И я… И я… — послышались голоса.

Хлопая крышками парт, ребята поднимались один за другим. Даже Гульсум не выдержала — встала.

Не ожидавшая такого оборота, учительница побледнела и неожиданно крикнула:

— Из класса никто не выйдет! Са-ди-и-тесь по местам!

Все послушались. Но порядка на уроке больше не было.

Когда вышли на перемену, Гумер, улыбаясь, пропел вполголоса:

Чемберлен, так его разэтак.
Под обстрел взял город Мекку…[1]

Мимо погрустневшего Бикбаева с шёпотом: «Чемберлен!.. Чемберлен!.. Пузатый лорд!» — прошли Андрейка и его приятели. Порозовевшая, как пончик, только что вынутый из печки, прошла Светлана, сунув незаметно в ладонь Ване какую-то бумажку. Он прочитал её на подоконнике. Там было написано, «Мы восхищены вашим геройством. Держитесь!» И подпись — размашистым почерком: «Светагул».

Ваня передал записку Харису.

— Не пойму только, почему так расписалась.

Харис, прочитав, пожевал губами.

— Подписались трое, — догадался он. — Первыми слогами своих имён. Све-та… понял?.. Та-мара… Гуль-сум.

Стало немного веселее. Но всё равно друзья ждали, что их вызовут к директору. Однако такого вызова почему-то не было до самого конца уроков.

Это событие ещё больше сблизило Кабушкина и Бикбаева. Оба считали себя невиноватыми. Ученики смотрели на них с уважением. И Ваня уже надеялся, что Полина Петровна исправит ему двойку. Но та упорно молчала.

Что предлагает дядя Сафиулла

Мать Вани работала в первую смену. Поэтому встречались они только вечером. И почти не разговаривали в эти дни, затаив друг на друга обиду. Ирина Лукинична терпеливо ждала, когда её сын раскается и перестанет играть в разбойников. Да ещё в божьем храме. А Ване стыдно будет перед ребятами, если откажется. Во-первых, не трус он, во-вторых, они играют не в разбойников, а в «белых» и «красных». Потом на берегу Казанки начнут воевать не хуже, чем в кино.

Вернувшись домой из школы, Ваня хлебает картофельный суп, оставшийся от завтрака, затем бежит к Харису. Тот живёт с родителями на втором этаже, в деревянном доме. Дверь в их квартиру всегда раскрыта. Слева у порога стоят рядком галоши, разные сапожки. Такой здесь порядок: обувь, которую носят на улице, снимают за порогом и в комнату входят в одних чулках. Лесенки чисто вымыты, на полу от самого порога тянутся постланные дорожки с цветными узорами. Передний угол. комнаты занавешен красным пологом с круглыми, как у павлина, радужными пятнами, за пологом высятся пухлые, будто надутые воздухом, подушки. Печка всегда побелённая, самовар на столе сияет, как солнце. И не только самовар — сами хозяева, казалось, тоже светятся, встречая гостя радостной улыбкой… Если приходишь к ним во время обеда, не отговоришься что сыт, спасибо. Хозяйка непременно скажет: «Каждому кушанью своё место» — и всё равно за стол посадит. В этой семье в особом почёте чай. Особенно чёрный. С едой может быть иногда и плохо, бывают перебои, но чай всегда имеется. Как только гости на пороге — перво-наперво ставят самовар: такой обычай.