Отпуск бойцовской курицы - страница 4

— Жень, давай здесь упадем, — тяжело дыша, сестра кивнула на место возле волнореза.

— Ни за что! У меня от одного его вида головокружение начинается! — ткнула я пальцем в направлении бетонного прямоугольника, вдающегося в море. — Лучше отойдем от него метров на тридцать и расположимся поближе к водичке!

Это оказалось не так-то просто! Несмотря на ранний час, народу на пляже было уже предостаточно. Мы с трудом отыскали свободное местечко неподалеку от одинокого дядечки Дуськиного любимого размерчика, то есть маленького, толстенького и почти лысого. Дядька этот гордо восседал на полотенце, прильнув к окулярам огромного полевого бинокля.

— Ну ты и нашла местечко, — ворчала сестрица, — маньяк с одной стороны, семейство с малолетними детьми — с другой! Не отдохнешь по-человечески!

— Отдыхай, кто тебе мешает?

— Детишки орать будут и все время теряться, а псих с биноклем начнет прелести разглядывать!

— Какие прелести, Дусь! У кого ты их видела? — удивилась я, скидывая с себя шортики.

— Это у тебя нет ничего, а у меня — полный комплект! Не отдых, а сплошное наказание! — не унималась Дуська.

Мне надоело ворчание сестры, и я отправилась в море. Дуська, бормоча под нос проклятия в мой адрес, пошлепала следом. В прохладной водичке с нее разом слетело плохое настроение.

— Хорошо-то как, Жень! — сладострастно простонала Евдокия. — Давай до буйков сплаваем?

— Нет! — Я мотнула головой. — Ты плыви, Дусь, а я тут на мелководье поплескаюсь, боязно мне что-то!

Сестрица поплыла, рассекая мощными взмахами рук толщу воды. Я завистливо вздохнула и потопала к берегу. Не желая в одиночестве возвращаться на наше лежбище, я уселась на камушках прямо в полосе прибоя и блаженно прикрыла глаза. Солнышко, пока еще не жаркое, ласкало мою кожу, морской бриз рождал ощущение покоя и умиротворенности, а водичка нежно касалась кончиков ног. И не говорите, что в рай попадают только после смерти! Блаженное состояние души и тела неожиданно было прервано ощущением чего-то тяжелого и скользкого на шее и на плечах. Я открыла глаза, собираясь возмутиться столь бесцеремонным вторжением в мой внутренний мир, и замерла от ужаса. Прямо на меня смотрела морда… змеи! Ее раздвоенный язык появлялся и исчезал с быстротой молнии.

— Мама! — распахнула я рот в беззвучном крике и замерла.

— Девушка, ты ротик-то захлопни! Не к стоматологу пришла! — раздался откуда-то сверху молодой мужской голос. — А то так и будешь на фотографии с перекошенной физиономией!

По-прежнему не шевелясь, я скосила глаза в сторону. На расстоянии вытянутой руки стоял фотограф и улыбался.

— Сними эту тварь, слышишь? У меня же инфаркт с минуты на минуту приключится, — прошипела я не хуже гада у меня на плечах.

— Федя не тварь, — обиделся фотограф, — он очень даже милый и добрый. Хочешь, он тебя поцелует?

— Сам целуйся, придурок! Убирай быстро Федю, а то я… я его укушу!

— Подумаешь, цаца! — парень щелкнул фотоаппаратом. — Пойдем, Федор. Слышь, ненормальная, захочешь взять фотки — я на набережной, возле «Маяка».

Укротитель змей удалился.

— Болван, придурок, ты бы еще с крокодилом приперся, — ворчала я, пробираясь на наше место. Дядька, посмеиваясь, хитро поглядывал в мою сторону. Вдруг он схватил бинокль и направил его в сторону моря. Я невольно проследила за ним. Картина, представшая перед глазами, достойна кисти Рубенса. Из моря торжественно и плавно возникала Дуська. Красота, да и только!

— Водичка просто блеск! — восторженно сказала сестрица, плюхаясь рядом со мной. Мужичок с биноклем не сводил окуляров с сестренки, нимало не смущаясь тем обстоятельством, что она находилась в каких-то двух-трех метрах от него.

— Дусь, а Дусь, этот маньяк на тебя в бинокль смотрит! — прошептала я на ухо сестре.

— Да и фиг с ним!

— Дусь, а вдруг это и правда маньяк? Проследит, где мы живем, изнасилует, а потом в море утопит? Ты бы его как-нибудь нейтрализовала, а? — не унималась я.

Неожиданно Дуська схватила меня за грудь и громко прошептала:

— Любимая, когда же мы останемся наедине? Мне не терпится насладиться твоим телом!

— Чего? — обалдела я.

— Иди ко мне, я тебя поцелую, — продолжала издеваться Дуська.