Отпуск и другие...трудности

Отпуск и другие…трудности

(повесть)

- Я к тебе за поддержкой! А ты!

В ухо понеслись короткие гудки, видно Анька Перухина в сердцах бросила трубку. Марта вздохнула и положила на рычаг свою.

Глупо вышло, надо было сдержаться и просто выслушать, а не лезть с нравоучениями.

Они и так не разговаривали с Анькой месяцев примерно шесть, с того вечера, когда институтская подружка, наконец, решила предъявить Марте Стойнович своего нового мужчину.

Сергунчик был хорош. Высок, строен, загорел…и при этом самовлюблен до смешного. С самого начала их дружеских посиделок в ресторане говорил, точней вещал, исключительно он, излагая с необыкновенно умным видом банальные прописные истины. Анька при этом таращилась на него, приоткрыв рот, словно послушница на великого гуру, открывающего ей глубины мироздания. Марта только переводила взгляд с одного на другую и запивала свое удивление от подобного поведения - вполне вменяемой в других обстоятельствах подруги - коктейлем. А через час знакомства Сергунчик начал поглаживать Марту по коленке.

Стойнович скинула его руку, покосилась на Аньку и поджала губы. Сергунчик блеснул улыбкой а-ля «гордость стоматолога» и пригласил Марту на танец.

Минуты через две пришлось наплевать на общественное мнение, осуждающее рукоприкладство, и отвесить горе-мачо увесистую оплеуху. Анька, вопреки разумным ожиданиям, бросилась на защиту мужчины. Тогда Марта прошипела что-то оскорбительное в адрес обоих голубков и покинула ресторан.

И вот, спустя пол года, подруга позвонила в слезах. Сергунчик без предупреждения бросил ее, да еще и прихватил «на память» Анькины фамильные ценности.

- А ты что ожидала? – брякнула не подумав Марта, и в ответ получила гудящую трубку телефона.

Когда расстроенная Марта уже допивала чай, затренькал домофон.

- Кто?

- Открывай, - приглушенно прозвучал мрачный Анькин голос.

Она ввалилась зареванная, всклокоченная, со смазанной косметикой.

Марта мысленно пообещала себе следить за каждым своим словом и потащила подругу на кухню.

Пока она выставляла на стол сырную нарезку, колбасу, печенье и варенье, Анька молчала, с равными интервалами подхлюпывая носом.

- Ну, - подбодрила Марта, подвинув жертве мужского вероломства дымящуюся кружку с кофе.

- Я не понимаю, что произошло, - Анька трагически стиснула руки. – Вчера вечером смотрели кино, все было нормально…А сегодня…Вот записка.

Она протянула Марте изрядно помятую и замызганную бумажонку.

«Я полюбил другую. Прости» - значилось на листочке.

- Лаконично, - хмыкнула Марта.

- Какую другую?! Где он ее полюбил? – залилась слезами Перухина.

- Н-у-у-у-у, - растерялась Марта от такой постановки вопроса. – В принципе где угодно: на работе, например. Он у тебя где работал?

- В клубе…

- В каком?

- «Фитнесс Планета-а-а-а»…

- Кем?

- Инструктором…

- Анька, - ужаснулась Марта. – Ты завела себе альфонса?!

- И ни чего и не альфонса! – подруга от обиды даже перестала лить горючие слезы.

- Чего он у тебя украл? – Марта уже забыла о данном себе обещании сдерживаться.

- Ку-у-улончик бабушкин и гарниту-у-ур! Тот, золотой, с опалами…

Марта почесала макушку и длинно присвистнула. У Сергунчика губа явно была не дура.

Украшения, доставшиеся Аньке от бабушки, были выполнены на высоком уровне мастерства. Согласно домашней легенде их Анькиной бабушке – Татьяне Андреевне Перухиной, в девичестве Войцеговой - преподнес какой-то польский граф. Они с бабушкой собирались пожениться, но грянула революция и несостоявшегося жениха расстреляли агрессивно настроенные народные массы.

Анькину бабушку тоже собирались пустить в расход, даже бросили в какой-то подвал, к другим «буржуям». Но своей красотой она пленила сердце одного из революционных мстителей высшего ранга и тот вызволил ее из застенков.

Вскоре он сгинул то ли под Тамбовом, то ли под Одессой, в боях с интервентами. Но жене осталась большая комната в московской коммуналке на Сретенке.

Да и дары графа удалось уберечь от конфискации в пользу молодого российского государства.

В этой коммуналке Татьяна Андреевна пережила всю Гражданскую, а потом и Отечественную войны. Вышла снова замуж, родила Анькиного отца, овдовела. А вот реалии перестройки и гласности доконали ее.