Отпуск с убийцей - страница 8
Не то чтобы ему совсем уж неприятно было вступать в разговор – просто эдакую публику он знал неплохо и не видел никакого интереса для себя в общении с нею.
Все же годы известности и вращения в достаточно элитных сферах наложили на него печать: он сделался в определенном смысле снобом…
Многим это нравилось…
– Сегодня поступили, да? – решился наконец сосед и улыбнулся, обнажая белоснежные вставные зубы.
Невский сдержанно кивнул.
– А я тут – целую неделю. Превосходно! Каждый день, перед обедом, бегаю – от дома и до дуба. Видели дуб? Такой весь из себя – толстовский, чудо!..
– Где?
– Как – где?! На территории! Мне за территорией делать нечего, совсем. Я, значит, бегаю до дуба. Иногда – обратно… Моя фамилия Лазаретов, – сосед церемонно привстал со стула и протянул Невскому твердую ладонь. – Прошу не путать с Назаретовым. Меня всегда путают. Ха-ха!.. Буквы, знаете, переменяют. А я не обижаюсь. Я – Лазаретов. Бегаю до дуба, каждый день. Вы не бегаете, нет?
– Увы. И, кажется, не собираюсь.
– Жаль, – огорчился Лазаретов. – А то бы – вместе… Да. Вас, кстати, как зовут?
– Невский. Михаил Викторович.
– Богатая фамилия. Историей пахнуло… Исключительно приятно! – умилился Лазаретов.
– А я – Виолетта Прохоровна, – тонким голосом сказала дама, что сидела справа. – Очень хорошо.
– Что – хорошо? – не понял Невский.
– Вообще… Так интересно жить! Особенно теперь…
– Жить интересно, милочка, всегда! – сварливо отозвался Лазаретов. – Вот как сбегаешь до дуба…
– Дался он вам, этот дуб!.. Неужто ни о чем другом нельзя поговорить? Ведь каждый день…
– Да, каждый день! Покуда не помру.
– Илья Ефимович, ведь вы же за столом! – страдая, возмутилась Виолетта Прохоровна. – Зачем же портить людям аппетит?!
– Уж вам испортишь, – тихо огрызнулся Лазаретов.
Дама, что сидела справа, наконец дождалась паузы и почти что басом отрекомендовалась:
– Евфросинья Аристарховна. Очень рада познакомиться. Я с детства вообще-то – Вильгельмина Хрюковна Пулярко, но знающие люди посоветовали мне имя-отчество сменить. Ну… чтобы было проще… Помните: борьба с космополитами, такое непростое время?.. А фамилия – красивая. Она осталась. Видите, как в жизни происходит?..
Невский покивал в ответ: мол, вижу и сочувствую от всей души, а сам подумал: «Проще… Не один ли дьявол – Евфросинья, Вильгельмина… Тоже мне, сподобилась! И отчество какое приспособила себе – взамен родного… Неужели ее папочку и вправду звали Хрюком? Вот имена дают на матушке-Руси!.. Да я б из принципа такое отчество оставил!»
– Из столицы пожаловали или как? – меж тем задумчиво спросил Лазаретов.
– Из Москвы. Собираюсь подлечиться.
– Такой молодой – и уже в санаторий, – жалостливо молвила Виолетта Прохоровна.
Лазаретов тотчас же воспрянул духом и раскрыл было рот, чтобы толково и подробно обсудить столь занимательный и во всех отношениях поучительный вопрос, однако, к счастью, разговор на том прервался.
К их столу, так что они даже не услышали, подошла официантка с подносом.
Невский поднял глаза и тут с удивлением обнаружил, что перед ним стоит Лидочка, недавняя его попутчица.
– Ну вот. Еще раз – с добрым утром, – сказала она, мило улыбаясь.
– Да уж с добрым, это – непременно, – отозвался он. – Но… как же так?..
– Что делать, – вздохнула она. – Отдыхающих много, а подавальщиц не хватает. Не вводить же самообслуживание! Вот и приходится помогать. А вы небось решили…
– Вовсе нет, – пожал плечами Невский.
Этот разговор Евфросинья-Вильгельмина Аристарховна выслушала с крайним неодобрением, однако промолчала.
Было ясно: эта смиренная женщина из тех, кто блюдет нравы. Постоянно и везде, ревниво. Активистка-комсомолка старой, еще сталинской закваски…
Без таких отчаянных людей наш грешный мир перевернулся бы давно…
Невский – при взгляде на них – всегда испытывал благородное чувство, родственное зубной боли…
– Между прочим, мой покойный муж, – все-таки не выдержав, невпопад сказала Евфросинья Аристарховна, печально поджимая бантиком накрашенные губы, – Свистунов-Морденко – может быть, слыхали? Первую-то часть фамилии он после выбросил – звучала несолидно… Так он был казенный человек, и в общем-то – немаленький! Служил в Наркомтяжпроме, грампластинки выпускал. Вот это был смельчак! Однажды – тайно, без начальского приказа, даже не согласовав ни с кем, не посоветовавшись! – изготовил целую пластинку, настоящую, и на нее наговорил сто двадцать раз – сам, лично: «Слава товарищу Сталину!» Вот это да!..