Отпусти меня - страница 3
Владимир Иванович стоит совсем близко, чуть пошатываясь. От него ощутимо пахнет алкоголем вперемешку с терпким мужским парфюмом. Дорогая рубашка, еще с утра идеально разглаженная, чуть помята. Волосы взлохмачены, а глаза пьяно блестят.
— Домой, — решительно отвечаю я и смахиваю его руку.
— До-мо-й, — насмешливо растягивая слова, повторяет он за мной. — Ты до отвращения предсказуема.
Пикаю сигналкой, открываю дверь и со злостью кидаю сумку на пассажирское сиденье.
— Простите, Владимир Иванович. Мне пора. Детей забрать нужно.
— Ах да! Детей забрать, — повторяет он за мной и слова звучат со злостью.
— Именно. Всего хорошего.
Поворачиваюсь, чтобы сесть уже в машину, но сильная рука хватает за локоть и, разворачивая, прижимает к двери внедорожника. Придурок! Я теперь свое любимое белое платье хрен отстираю.
Он наклоняется близко, обдавая запахом перегара, и хрипло шепчет:
— Вернись ко мне.
Сердце испуганно дергается, и грозные слова застревают где-то в районе горла. Мое молчание было воспринято как согласие. Легкий поцелуй в висок и жаркое:
— Поехали…
Губ касается злая усмешка. Я вскидываю голову, чтобы набраться смелости и посмотреть ему в глаза. Пока он такой — раскованный и пьяный. Если повезет, то он и не вспомнит нашего разговора.
— Ты опоздал. Лет на десять. Я замужем.
— И что? — глухо отвечает он. — Я тоже женат.
Меня от этого ничем не прикрытого цинизма пробирает на смех. Глупый и истеричный.
— Я не собираюсь тебе ничего объяснять. Пусти. Меня дома ждут дети.
Мгновение он смотрит на меня зло, с затаенной обидой, а потом отпускает со словами:
— А ты изменилась.
— Мне уже не девятнадцать, — сухо бросаю я и, забравшись в гостеприимный салон своей «Мазды», уверенно завожу двигатель и еду к воротам.
И уже выехав с охраняемой территории за забор, останавливаюсь, прислоняюсь лбом к рулю и часто-часто дышу, пытаясь не разрыдаться. Почему? Поему он до сих пор имеет такую огромную власть над моим глупым сердцем?
Дома меня, как всегда, закружила суета и забота. Депрессивные мысли моментально вылетели из головы. Думать о чем-то постороннем, кроме насущных домашних дел не было времени. Нужно наготовить на выходные, прибраться, погулять с детьми, съездить за покупками и разрешить множество всяких мелких задач. И только ближе к ночи, когда, я, свернувшись клубочком под боком у мужа, засыпала, где-то на грани сна и яви воображение подкинуло болезненное воспоминание — «вернись ко мне».
Понедельник, слава богу, прошел, как обычно, бурно, шумно, нервно. На планерке снова орала до хрипоты, пытаясь перекричать главного инженера. Мужик до сих пор не может никак понять, что переспорить меня бесполезное занятие. Я все равно сделаю по-своему.
— Пигалица, — тихо буркнул в мою сторону, красный как рак от натуги мужчина.
Я не удержалась и прыснула со смеху, поймав искрящийся пониманием взгляд Веры Ивановны. Нас обеих посетило чувство дежавю.
— Вы даже не представляете, насколько вы правы, — отсмеявшись, выдала я.
Вера Ивановна повернулась к удивленному мужчине.
— Вы, Олег Владиславович, просто еще не работали, когда Мария Викторовна назло вашему предшественнику надела робу и помчалась показывать узбекам, как надо правильно шпаклевать стены в «Северной короне». Мы думали, что прораба удар хватит.
Мужчина посмотрел на меня как-то недоверчиво, словно сомневаясь в правдивости слов Веры Ивановны.
— С трудом верится, — сказал он, изучая внимательным взглядом мой идеальный маникюр.
— Можете не сомневаться. Я лично был на стройплощадке в тот момент, — послышалось от двери.
Все разом обернулись. Владимир Иванович стремительным шагом направился к торцу большого овального стола для совещаний и продолжил проведение планерки уже самолично. Я все это время искоса поглядывала на него, гадая — помнит ли он вечер пятницы или нет.
Когда разбор полетов был закончен и все сотрудники стали покидать зал совещаний, возбужденные и озадаченные заданиями, я сгребла в кучу ворох бумаг и пошла со всеми, чтобы через мгновение замереть от приказа:
— А вас Мария Викторовна я попрошу остаться.
Черт! Черт! Черт!