Отрава [СИ] - страница 4

— О, — говорит он. — Знакомые все лица. Ты подумай, давненько я его тут не видел.

Дориан сидит, откинувшись на спинку деревянного стула, и что-то не спеша рассказывает своему собеседнику, сидящему напротив. В своей привычной манере, откинув голову и плавно жестикулируя рукой. Собеседник, или же, скорее, слушатель, ловит каждое его слово. Едва ли не в рот заглядывает, склонившись вперёд. Взгляд его блуждает по лицу Дориана, зачарованный, околдованный, влюблённый. И всё бы ничего, Каллен и внимания бы не обратил, если бы Дориан не держал этого молодого мужчину за руку, сплетая и расплетая их пальцы, словно ничего более нормального, привычного, ему делать ещё не приходилось.

Каллен даже не успел привычно взбеситься при виде его, потому что удивление начисто смело все остальные эмоции. Нет, конечно, он много слышал о мужчинах, которые предпочитают мужчин, которые предпочитают их не только для дружбы, но здесь? Сейчас? Не стесняясь окружающих людей, прямо посреди полного зала, да ещё и кто!

— Он… — отчего-то все слова застревают в глотке и стираются с языка. Варрик переводит на Каллена насмешливый взгляд, и прежде чем успевает что-то сказать, к столу возвращается Сэра, возникая так же внезапно, как исчезла.

— Там одна дамочка на другом конце зала — ну просто огонь! Варрик, ты обязан с ней потолковать о том, чтобы она как-нибудь присоединилась к нашей игре в кости и… а что это ты сделал с капитаном? — трещёткой тараторит она, замечая выражение лица Каллена.

— Это не я, Лютик, уж поверь мне.

И кивает себе за плечо. Сэра тут же радостно подскакивает на месте. О, нет, нет, нет…

— Дориан! — голосит она и приветливо машет рукой, подняв её высоко над головой. — Ты посмотри, кого мы привели!

Каллен жалеет, что не может исчезнуть отсюда прямо в этот самый момент. Он стискивает челюсти и отворачивается, сверля невидящим взглядом тёмный проём окна около плотно закрытой двери на улицу.

— Не стоит мешать ему отдыхать, Сэра, — рычит сквозь плотно сжатые зубы, но краем глаза замечает, что Дориан уже поднимается со своего места.

Пока он подходит к их столу, здороваясь с некоторыми проходящими мимо людьми, Каллен сосредоточенно пересчитывает висящие на стене таверны плошки.

— Глядите-ка, — мурлычет ненавистный голос, — кое-кто оказался простым смертным человеком. Рад видеть.

Сэра хлопает в ладони и смеётся, а Каллен заставляет себя оторваться от созерцания стены, чтобы не выглядеть глупо, и переводит каменный взгляд на Дориана, который смотрит на него с обычной своей полуулыбкой. На одной стороне его лица скачут отблики от огня в камине. Хочется стереть их кулаком, почувствовать костяшками эту выступающую скулу и крутой свод челюсти.

Он, как и всегда, вылизан, словно был создан для того, чтобы слыть эталоном самых аккуратно уложенных волос и узкого, холёного лица. У него слишком гладкая и смуглая кожа, слишком светлые, почти жёлтые глаза и слишком тёмные ресницы. Слишком тонкие пальцы и слишком аккуратный вид. На фоне всех этих мужчин в грязных одеждах, со щетиной на лицах, с неопрятными гривами, он смотрится неуместно.

Каллен знает солдат, у которых нет ни единого дюйма гладкой кожи.

Он знает солдат, которые зубами выдерут врагу глотку по одному лишь приказу, не имея рук, чтобы держать щит или меч. Под его командованием только такие люди, а Дориан… Он не такой и никогда не будет.

— Павус, — выдавливает из себя сухое приветствие Каллен.

Проще было бы поздороваться с порождением тьмы.

— Как вам это удалось? — потешается Дориан, игнорируя ледяной тон и обращаясь на этот раз к Варрику, подливающему себе ещё эля. — Наобещал суровому господину Резерфорду воспеть его в своих байках, если он пропустит с тобой кружечку в местном борделе?

— Ловкость рук, Посверкунчик, и ничего более. Присядь, выпей с нами, расскажи как дела в лагере тех, у кого всегда всё прекрасно.

Дориан качает головой, как бы не замечая иронии. Очень удобная модель поведения.

— Прошу прощения, но я здесь не один. Странно было бы приходить сюда и проводить здесь время одному.

— Да, наверное, — бурчит Варрик, — я уже давно не проводил время в одиночестве, правда, Сэра?