Отравители разума (фрагмент) - страница 6

Когда Ник вошел в комнату, где стояла круглая кровать королевских размеров, то остановился на входе и приник пламенным поцелуем к Губам Блоссом. Но в тот же миг он отправил свое шестое чувство шпиона обследовать помещение, и оно заверило, что опасности здесь нет. Пока, по крайней мере. Не выпуская Блоссом, Ник закрыл дверь и запер ее на замок. А неся Блоссом к постели, обследовал окна и заметил, что хотя они открыты, но снабжены прочными решетками.

Блоссом опустилась на кровать с легким вздохом. Ник зарылся ей в волосы и пустил руки гулять по всему ее гладкому телу, прислушиваясь одновременно к тому, что происходило в доме, но ничего не услышал. Если он правильно разыгрывал сцену, то мог бы вытащить из Блоссом некие факты — сломив ее оборону — и узнать, чего ради она затеяла эту встречу. Встречу! Тут и слова не подберешь. Все же он теперь был вдвойне уверен, что она подстроила уличное происшествие. И еще в одном Ник был уверен… Он не знал, насколько в том заслуга восточного вина, но — Блоссом желала подняться в спальню так же сильно, как и он. И сейчас дрожала от желания.

Но она вновь удивила его.

Блоссом не желала, чтобы ее подгоняли. После одного момента, когда она почти уступила, Блоссом выскользнула из объятий Ника и, убедив его подождать, скрылась за шелковой ширмой. Через несколько секунд она вновь появилась перед ним совершенно нагая.

Ник шагнул к ней. Одновременно он снял пиджак и отбросил его в сторону. «Хьюго» и «Пьер» покоились, безобидные, в своих загонах. «Вильгельмина» оставалась дома. Блоссом подняла пиджак и заботливо повесила его на спинку стула. Пожалуй, слишком заботливо, как будто взвешивая, подумалось Нику.

Блоссом погладила Ника по щеке.

— Ложись, — прошептала она. — Я хочу раздеть тебя.

Он лег на огромную кровать и почувствовал, как побежали мурашки от испытываемого удовольствия, пока она медленно снимала одежду. Ботинки… носки… брюки… рубашку… Складывала их аккуратно, умело, нежно, как будто ей доставляли удовольствие их фасон и фактура.

Когда Ник был почти раздет, Блоссом остановилась, но только затем, чтобы пропорхать своими губами, словно бабочками-двойняшками, по его обнаженной груди. Ник попытался притянуть ее к себе, но она покачала головой и улыбнулась. Блоссом по-прежнему не хотела, чтобы ее подгоняли, хотя соски у нее отвердели, а груди вздымались. Ник не должен был касаться Блоссом до тех пор, пока она полностью не разденет его.

И вот еще одно блаженно продлившееся мгновение… На этот раз ее губы двигались вверх и вниз по его наготе, а руки, словно мышки, сновали в поисках потайных чувствительных мест.

Ник волком глядел на нее, жаждая напасть, опустошить и овладеть ею со звериной яростью. И в то же время хотел продлить то, чем занималась Блоссом. Он ощущал внутри нее ту же свирепость, которая вот-вот готова была выплеснуться, и понимал, что, вопреки распаленной вином страсти, Блоссом хотела насладиться каждым нюансом, каждой тонкостью искусства любви, прежде чем они сольются в последнем акробатическом трюке, который приведет к абсолютному экстазу.

И поэтому Ник держал себя под контролем, что придавало агонии изысканность, и подыгрывал Блоссом со всей изощренностью, которой должен обладать весьма умудренный профессор колледжа. Трудно было сообразить — пока его мускулы расслаблялись и снова напрягались, а тело билось о другое тело, — какие трюки профессор мог знать, а какие — нет. Но вскоре это уже не имело значения. С нарастанием страсти нужда в технике отпадала и восхитительное безумие овладевало ими. Ник только держал настороже ту часть рассудка, которая напоминала ему, что он не только профессор, но и шпион.

Наконец Блоссом притянула Ника на себя, и его длинное тело накрыло ее. Он почувствовал, как она раздвинула под ним маленькие округлые бедра. Теперь Блоссом была готова — распростертая, стонущая, тянущая к нему руки.

Ее ноги сомкнулись вокруг его тела. Ник погрузился в нее, и в голове его поднялся рокот, который можно было утишить, только забравшись в самую глубину Блоссом.

Ник забрался. Они содрогнулись воедино, задыхаясь от напряжения, ликуя в полном смятении чувств.