Отравление в шутку - страница 72

Хотя тут же его лицо снова оказалось в темноте, я понял, что не мог ошибиться. Я ошеломленно стоял и смотрел. Да, это был Том Куэйл, бледный, худой, дрожащий, изможденный, с разбитой, видимо, при падении губой.

Я окликнул его по имени.

— Кто это? Кто? — воскликнул он. — Кто это? — Затем голос его задрожал. — О Боже! Боже! Боже! — повторял он, словно заклинание, раскачиваясь из стороны в сторону. — Я не могу… Я не могу…

Темноту прорезал свирепый вопрос Росситера:

— Это тот, кто убегал?

— Да, он, — отозвался я, удивленный этой еле сдерживаемой яростью. — Возьми себя в руки, Том. Я Джефф Марл. Ты меня помнишь? Ну-ну, успокойся.

— Помогите мне, — отвечал Том. — Я только что из больницы. Мне нельзя было бежать так быстро. Кто вы, я не понял?

Он стоял шатаясь и со стоном выдыхал воздух. Я протянул ему руку.

— Я боялся войти в дом, — шепотом говорил он. — Я не знал, как они меня встретят. Я… я замерз. У меня даже нет пальто. А на улице так холодно.

— Ладно, будет вам, — смущенно сказал Росситер. — Успокойтесь. Пошли в дом.

Взяв под руки с двух сторон Тома, мы побрели к дому по лужайке. Было слышно, как бедняга клацает зубами. Пробормотав что-то нечленораздельное, Росситер снял с себя, пиджак и набросил Тому на плечи.

Мы позвонили в дверь. Послышались торопливые шаги, и дверь распахнулась. На пороге стояла бледная, испуганная Джинни. Она начала было что-то быстро говорить, но когда увидела, кто был третий, осеклась. Ее губы дрожали.

— Разговоры потом, — сказал я. — Так или иначе, он вернулся. Не спрашивай, как и почему. Где остальные?

— Я вернусь через окно подвала, — пробормотал Росситер, — а вы расскажите им, что произошло.

Не успел я закрыть дверь, как его и след простыл. Джинни делала такие движения руками, будто пыталась выдернуть пальцы. Какое-то время она провела в молчании.

— Папа… — наконец выдавила она из себя. — Папа!

— Где он?

— Кто это? — Она замолчала и прищурилась, но в это время наверху раздался еще один истеричный вопль. Затем раздались поспешные шаги. На верхней площадке лестницы показалась Мери.

— Тише, — сказал я. — Тише. Мы во всем разберемся…

— Он весь в крови! — крикнула сверху Мери. — Он ранен. Он весь в крови. О Боже!

— Джинни! — с отчаянием в голосе сказал я. — Если у тебя есть силы и мужество, они тебе сейчас очень пригодятся. Собери их все без остатка, иначе мы рехнемся. Пойди и успокой ее.

Неверной рукой она откинула со лба бронзовую прядь. Губы ее дрожали, расслышать ее оказалось почти невозможно, но она улыбнулась, пробормотав:

— Постараюсь…

— Хорошо. Сейчас иди наверх, а потом спускайся в библиотеку.

Обернувшись к Тому, который стоял в отупении, прислонясь к стене, я провел его в библиотеку. Он стоял неподвижно там, где я отпустил его, у самого порога, и не пытался пошевелиться. Я подошел к люстре, чиркнул спичкой и зажег три газовых рожка.

Том поморгал, затем опустился в кресло.

Куда делись его актерская развязность, его огонь, его угрюмость? Он сидел сгорбившись, узкие плечи дрожали, зубы по-прежнему выбивали дробь. Губы посинели. Из-под засаленной шляпы выбивались темные волосы. Горло замотано шерстяным шарфом. Пиджак был в яркую полоску, но старый и потертый. Его смуглое лицо сохранило былую красоту, хотя болезнь сделала его осунувшимся и преждевременно увядающим.

— У меня нет мужества, — вдруг сказал он. Слово, оброненное мной в холле несколько минут назад, запало ему в память. Он безучастно обвел комнату взглядом и повторил: — Никакого мужества. Я вернулся.

Его снова охватила дрожь.

В моем кармане по-прежнему были ключи от книжного шкафа, где я запер бутылку бренди. Бренди можно было пить, не опасаясь отравы, это мы уже успели установить. Я отпер шкаф, вынул бутылку и протянул Тому. Сначала он глядел на нее, не веря своим глазам, потом сделал жадный глоток. Он поставил ее на стол, но вскоре снова взял в руки и еще раз приложился.

— Поосторожней, — предупредил я его. — Ты когда ел?

— Вчера днем, — сипло отозвался он. Постепенно дрожь стала его отпускать, глоток бренди его согрел, успокоил. — Хорошо… Теперь мне полегчало. А было скверно. Джефф, я даже с тобой не поздоровался. А сначала вовсе не узнал. Так что же случилось?