Отрицание цивилизации: каннибализм, инцест, детоубийство, тоталитаризм - страница 6

По мере укрепления и распространения запрета на людоедство его стали приписывать мистическим и сказочным персонажам, а не Богам, причем эти персонажи, как правило, враждебны людям. Следовательно, люди, несмотря ни на что, допускали наличие каннибализма, но только в качестве наказуемого поступка.

Можно полагать, что для объяснения фактов поедания частей тела женщин сексуальными убийцами и насильниками может оказаться полезной такая мифологическая информация. В некоторых мифах каннибализм предстает как эксцесс экзальтированной любви, в которой реализуется стремление к возможно более полному овладению партнером и оральному эротизму. Так, согласно легенде, Артемисия, сестра и жена царя Мавсола (IV век до н. э.), после его смерти выпила чашу с его прахом. Семантически еда и любовь очень близки, в фольклоре еда часто выступает в качестве метафоры интимной связи, эротический и пищевой коды оказываются параллельны. В некоторых мифах людоедство выступает в качестве наказания за прелюбодеяние, но людоедство здесь как бы вынужденное: так, обманутый муж «утешает» неверную жену половым органом и сердцем ее любовника, о чем она не знает.

Не следует думать, что дикие представления, порождающие каннибализм, возможны только среди первобытных народов. Дело в том, что подобные взгляды сохраняются в общечеловеческой невспоминаемой памяти и по механизмам коллективного бессознательного (соответствующая теория создана Юнгом) возвращаются к людям, живущим не только в странах так называемого третьего мира, но и во вполне цивилизованных. В этом убеждает анализ уголовных дел о серийных сексуальных убийствах. Он позволяет сделать вывод, что названные представления продолжают жить и сейчас среди тех, кто и не знал о такой значимости людоедства в древности и поэтому не оценивал соответствующие акты в подобном качестве. Сексуальный убийца Чикатило откусывал и поедал соски и матки убитых им женщин, т. е. те части тела, которые связаны с сексуальной жизнью. Это можно интерпретировать как попытку символического овладения женщиной, поскольку он, будучи импотентом, не смог сделать это фактически.

Этот же преступник съедал кончики языков и яички у мальчиков, что можно объяснить его желанием взять у них сексуальную силу, которой у него, импотента, не было. Такие символические каннибалистские действия можно наблюдать и у некоторых других сексуальных убийц, в том числе у Джумагалиева, убившего в 80‑х годах в Казахстане семь женщин. По его словам, съеденное женское тело наделяло даром пророчества и приводило к усилению «самостоятельного хода мыслей». Иными словами, он якобы приобретал качества, которых до этого был лишен.

Символический каннибализм тесно переплетается с той разновидностью этого явления, которое можно назвать ритуальным, — это когда человека приносят в жертву божеству или каким-то тайным могущественным силам в целях их умилостивления, обретения желаемых благ, но при этом отдельные части тела съедаются самими убийцами, чтобы овладеть качествами и способностями съеденного. Поскольку дикарь отдавал часть тела жертвы божеству, а другую поглощал сам, он, как уже отмечалось выше, тем самым разделял с божеством общую трапезу, т. е. психологически максимально приближался к нему, а это сулило ему большие выгоды.

Желание сохранить останки умершего и вместе с тем отвращение и страх перед ужасным превращением, вызванным смертью, порождает, по мнению Б. Малиновского, сакроканнибализм — обычай поедания плоти умершего в знак почитания его. Это делается с явным отвращением и ужасом и обычно сопровождается приступами сильной рвоты. И в то же время это почитается актом наивысшего почитания и настолько священным долгом, что у меланезийцев Новой Гвинеи, где Б. Малиновский был свидетелем этого явления и изучал его, данный обряд втайне практиковался, несмотря на строгий запрет и угрозу наказания со стороны белого правительства. Смазывание тел жиром умершего, распространенное среди австралийцев и папуасов, вероятно, является лишь разновидностью этого обычая. Во всех подобных обрядах, считает Б. Малиновский, присутствует желание coхранить связь и параллельно с этим стремление порвать узы. Так, погребальные обряды считаются нечистыми, прикосновение к трупу оскверняющим и опасным, и все исполнители этих обрядов должны обмыть и очистить свои тела, устранить все следы контакта и провести ритуальное очищение. И все же похоронный ритуал вынуждает человека преодолеть отвращение, побороть все страхи, сделать так, чтобы почтение и привязанность восторжествовали, а с ними и вера в иную жизнь, в бессмертие души. Но именно с эмоциями, пробужденными столкновением со смертью и контактом с телом умершего, связана и берет от них начало идея души, вера в новую жизнь, которую начинает усопший