Отрочество 2 - страница 23

стр.

Надтреснутый баритон полон яда, раздражения и… глухой тоски, даже какой-то мольбы. Увы… по малолетству и застарелой обиде за родителей Мишка не готов к примирению.

– Обхожусь, – оскалил кипенно белые зубы подросток, – в подмастерья портняжные вышел, да не твоими заботами. Деда позови. Ну! Скажи – внука ему нашёл.

– Да ты… – дядюшка смерил ево взглядом, потом перевёл глаза на малыша. Судорога исказила заросшее бородой лицо… иль показалось?

Мужчина без лишних слов скрылся в доме, шуганув любопытствующих домашних, и парой минут спустя на крыльцо вышел ветхий старик в старообрядческой поддёвке, щурящийся подслеповато на внука.

– Дед, – колючий, кинжально щетинившийся подросток куда-то пропал, и старика обнял любящий внук, тяжело дышащий и смаргивающий слёзы.

– Я… вот, – отстранившись, – Мишка присел рядом с найдёнышем, – внука тебе нашёл, воспитывать. Со мной у тебя здоровски вышло, так вот решил ишшо воспитанника тебе найти.

– Как тебя зовут хоть? – спохватился подросток, наклонившись к малышу.

– Дармоед, – робко отозвался тот, глядя на нево через непролитые в глазах слёзы, – а ишшо Нахлебник.

И будто мороз от этих слов – до самых костей. А ребёнок застеснялся и заробел от внимания взрослых. Опаска в глазах, а ну как што не то сказал? Не так? И сжался.

– В приюте сказали, пока не запродали дядьке Никифору в нищую учёбу, што я Филипп, – выпалил он с облегчением и улыбнулся робко.

– Филиппок, значица, – старик неожиданно легко присёл перед малышом, – ну здравствуй, внучек.

– Дед? – распахнул тот глазёнки, – Де-да… я знал! Знал! Завсегда, што ты найдёшь меня!

Несколько коротеньких шажков, и ребёнок врезался в старика. Тонкие ручки обхватили старческую шею, и старик, чуть помедлив, обнял ево в ответ. Уткнувшись в седую бороду, мальчик ревел, несвязно обещая стать самым-самым, только штобы дед завсегда рядом! И столько счастья сиротского было в этих слезах…


Получасом позже в горнице собрались все домашние, и Мишка негромко, штобы не разбудить заснувшево на коленях у найденново деда Филипка, рассказывал сокращённую версию произошедшево.

– Дело богоугодное, – выслушав молча рассказ, перекрестился дядька после раздумчивого молчанья, придавив взглядом домашних, – выправим документы, и станет наша семья чуточку больше.

И будто гнёт тяжкий с плеч спал, даже и дышать легче стало. Разговор было пошёл живее, и казалось бы – вот он, повод примириться…

… но нет. Подростковый максимализм и обида на умерших родителей, отрезанных в своё время от семьи. А ведь могли бы жить, если бы не… Просто в нужное время не оказалось рядом тех, кто готов помочь

… и начётническая упёртость главы семейства, привыкшего держать домашних в кулаке, ломая их «хочу» через своё понимание «надо».

Так и разошлись – с глухой тоской и обидой. Не примирились. Не в этот раз.


Срезая по дворам где-то можно, Пономарёнок торопился вернуться в мастерскую. Волнуются небось! Сунулся на Хитровку, да и запропал, тут небось любой заволнуется!

И чорт ево дёрнул пойти…

Мишка мысленно одёрнул себя – нет, никак не чорт! Ангел нашептал, не иначе! Братика нашёл, пусть даже и такой ценой.

«– А вот ни жалею! – вспоминая убитых, ожесточённо думал он, будто ведя диалог с кем-то неведомым, – Потому как не люди это, ни разочка не люди! Бесы в человеческом обличии, вот ей-ей!»

Ближе к дому он совсем заспешил, потеряв всякую осторожность.

Тяжёлый толчок в спину… и сильные руки, подхватившие ево накрепко, вывернув локти за спиной. Мишка забился пытаясь вырваться, безуспешно лягаясь ногами.

– Етот? – хрипло поинтересовался похититель.

– Ён самый! – Подростка обдало запахами нечистого, давно немытого тела, водки и табака, – Рази упёр имущество наше самодвижимое, то стал быть, сам таким станет, хе-хе! Ручки-ножки поломаем, язычок подрежем, и будет христарадничать до нескорой смертушки! Хе-хе…

Поняв, какая судьба ево ждёт, Пономарёнок рванулся изо всех сил… и ничево не добился.

– Шустрый, – со смешком в голове сказал похититель, и подростка приподняли в воздух, выворачивая руки, как на дыбе.

– По… – тяжёлый удар вбил слова назад в лёгкие, и подросток обвис, плавая полуобморочно в боли и нехватке воздуха.