Отсчет пошел - страница 17
— Черт его знает, — ответил Ен. — Где как.
— Ну вот. А у нас тут все старые. Их знаешь зачем, пряжки, придумали? Чтобы народ не вешался. Но досюда они еще не дошли. Так что сходит такой салажонок в бой, если ему ноги сразу не оторвет, вернется в землянку или еще где там они стоят, казарма-то здесь роскошь, — все лягут спать, а утром проснутся — и на тебе, висит бычок, качается! И так, считай, каждый раз и в каждой роте. А в ротах и так некомплект… Так этих висельников сейчас, считай, вообще не учитывают. Вроде как пропавшие без вести. А остальные пьют как извозчики. И обмундирование, и патроны — все на водку меняют. Потому что тут, если не пить, — с ума сойдешь или сделаешь с собой что-нибудь. Такая вот херня… Что там?
Проезжали блокпост. Он был уже не первый — здесь они располагались в пределах прямой видимости друг от друга — но на этом их впервые тормознули. Шофер протянул в окно какую-то красную корочку, тщедушный солдатик с болтающимся ремнем глянул в нее и взял под козырек. Машина тронулась вновь, но теперь она ехала по проселочной дороге.
— А это почему? — спросил Ен.
— Да тут дорога получше. Не такая разбитая. А у меня машина казенная. Еще хорошо, хоть такую дали. Тут даже со «скорыми» тяжко, солдат раненых до госпиталя довезти не на чем. А врачи в госпиталях, между прочим, почти все чеченцы… Нет, нечего тут нормальному человеку делать! Тут даже не поймешь, с кем воюешь. Все вооружены — и все против нас. Дети малые, лет по пятнадцать, подходят в городе к танкам, еды просят — им же тоже жрать нечего. Ну, наши, если есть, делятся, а у мальца под рубашкой гранат связка, р-раз — и ни его, ни танка… А офицеров сколько гибнет — чуть не больше, чем рядовых… Генерала этого несчастного подстрелили, как лося, — он уже чуть не год в реанимации…
— Ну да, — хмыкнул Ен. — Комбат-батяня, батяня-комбат…
— Ой, да про этого тоже молчи! Нам его тут ставят уже в воспитательных целях… Он себе еще в своем ансамбле песни и пьянки ряху отъел, а туда же — жопа щекастая в гимнастерке… Тошно прям от него. Хотя и без него тошно… Не, у нас народ свои песенки поет. Тут один в соседнем взводе из Одинцова придумал… Или врет, что придумал, а сам оттуда привез… Щас вспомню…
Вот это, я понимаю, народное творчество. Не ихняя туфта.
— Стой, отец. А куда это ты нас завез? — встревоженно проговорил Ен, когда все отсмеялись.
Действительно, они оказались на небольшой полянке, с которой не было заметно ни одного блокпоста.
— А вот это уже не твое дело, — заметил шофер. И потянулся к ключам.
Лучше бы он этого не делал. Ен, как медведь, навалился на него сзади, пытаясь заломить правую руку за спину. Однако шофер с удивительной для его возраста легкостью толкнул ногой хлипкую дверцу «уазика» и выпрыгнул на траву. Ен, чертыхаясь, метнулся следом. Остальные двое, проклиная нелепую конструкцию «козла», пытались вылезти с другой стороны. Когда им это удалось, «шофер» стоял в нескольких метрах от машины и в руке его красовался тяжелый «Макаров».
Первым в себя пришел Сон. С трудом открыв рот, он смущенно пробормотал:
— Леонид Юрьевич… Товарищ генерал, извините, пожалуйста, но у вас ус отклеился…
ГЛАВА 4
— Товарищ генерал? — в один голос воскликнули Ен и Ира.
— Углядел-таки, — хмыкнул Гриценко. Теперь он мог быть самим собой.
— Ой, как хорошо! — воскликнула Ира.
— Ничего хорошего, — отрезал генерал. — Хуже не придумаешь. Если вернемся в Москву живыми — вам прежняя жизнь малиной покажется. Сейчас вы со своей физической формой не годитесь ни к черту. Так что, если хотите, могу отправить вас в Москву прямо сейчас. Здесь вы мне такие не нужны.