Оттепель не наступит - страница 24
Ну, этого следовало ожидать. Когда все разошлись, Аноре провёл руками по аккуратно зачёсанным волосам и спокойно спросил:
– Кто такой Эрик Трульс?
Я снял очки и потёр переносицу. Макс заговорил:
– Это пьяница, не стоящий внимания. Но он дал нам информацию.
– Поэтому вы его избили?
– Мы его и пальцем не тронули, – сказал я. – Это ложь.
– Но вы допустили, что о вас в разгар общественного недовольства полицией написали подобную статью. Вы до сих пор не научились искать управу на журналистов?
– Виноваты. Исправимся, – отчеканил напарник.
– Надеюсь на это. Устраните проблему. Если надо, арестуйте журналистку. Вы свободны.
Удивительно, но отделались малой кровью. Через несколько минут мы с Максом уже спускались на лифте к снегоходу.
– И даже никаких вычетов из зарплаты, – сказал я. – А ещё очень странно, что президент не разрешает разгоны.
Макс хохотнул.
– Аноре не сказал самое главное: скоро выборы. А разгон демонстрации дронами не то, чтобы повышает очки в глазах общественности.
– Ага, зато голод, безработица и вечная рыба на завтрак очень уж повышают.
– Тебе-то чего жаловаться? Что-то не замечал, чтобы ты одной рыбой питался.
Я пожал плечами.
– Никаких жалоб. Констатирую факты.
Мы вышли из Департамента и быстро пересекли площадь. Темзы не было видно. Кто-то из прохожих стал улюлюкать. Я на всякий случай надел капюшон, и в тот самый момент под ноги приземлилась бесформенная красная клякса. Я инстинктивно отпрыгнул, но несколько капель всё равно попали на брюки и ботинки.
– Чёрт! – выругался я.
– Это кровь наших детей! – отчётливо послышался голос из толпы.
– Она на ваших руках! – добавил кто–то.
Мы переглянулись с Максом и быстро зашагали к парковке. Идея не разгонять бунтующих нравилась мне всё меньше. Судя по выражению лица напарника, ему тоже.
Мы поспешили сесть и скорее убраться. Через лобовое стекло я видел лица людей, скандирующих лозунги. Они нас ненавидели. Каждый из них смотрел на меня так, словно это я похитил детей.
И от этого во мне укрепилась злость на Аноре.
«Я бы всё отдал, чтобы найти их живыми и невредимыми, – пронеслась в голове мысль, – или, если дела плохи, найти мразь, которая их похитила».
– Кажется, у нас проблемы, – констатировал Макс, заводя мотор.
Я промолчал, и тяжелая тишина висела над нами до самых теплиц. Слова были излишни: мы оба понимали, что дело дрянь. А ещё стало ясно, как белый день: разгон действительно не нужен. Это только ещё сильнее распалит пламя.
До западных теплиц путь лежал через самые неблагополучные кварталы города. Тут никогда не бывало пробок, потому что у местных попросту не хватало средств даже на еду, не говоря о транспорте. Очень скоро небоскрёбы из стекла сменились на уродливые серые бетонные коробки, а за ними замаячили деревянные домики работников теплиц. Этот район назвали Кенией, по имени страны, на территории которой когда-то появился Джаро. Логики в названиях не было, говорят, предки тянули жребий.
Кения не была безобразным районом. Миниатюрные домики немного напоминали прибрежную деревню Тиви, которая всегда казалась мне очаровательной. Конечно, теплицы десятиметровой высоты несколько портили вид. Но район находился на самой окраине города, поэтому на горизонте виднелся густой сосновый лес. И это добавляло Кении очков. Иногда я даже думал о том, что хотел бы жить здесь, а не в стеклянной миниатюрной квартире в эпицентре сумасшедшей жизни.
Но Герда на это никогда не согласится.
Наконец, мы подъехали к единственному выделяющемуся зданию. Это была аккуратная пятиэтажная бетонная постройка, выкрашенная в белый цвет. Над дверью висела скромная вывеска «Исследовательский центр».
– Приехали, – сказал Макс.
Я кивнул, мы вышли и направились к металлической двери. Внутри здание было таким же лаконичным, как и снаружи: небольшой холл с белыми стенами, лифт и лестница. Мы подошли к тонкой рамке металлодетектора, из которого моментально открылась большая голограмма. С неё на нас смотрела улыбающаяся девушка.
– Вас приветствует «Исследовательский центр». Назовите причину визита, – произнес металлический женский голос.