Отто фон Штиглиц - страница 5

– Да, как скажите. Следующая остановка Хургада.

– Это же Египет? – возглас из салона.

– Ты куда меня сволочь везёшь? Я же сказал в Турцию!

Да, точно «Альфа» отрабатывала захват вагона в поезде. А они со Светловым пренебрегли. Всё по лесам, да по степи, да даже по скалам лазили, а вот по трамваям, тьфу, по железнодорожным составам, нет.

Брехт занимался с коммунисткой Адонсией в туалете их вагона водными процедурами. Старался отмыть девушку от … Ну, отмыть. Много там чего намешано и кровь в том числе, и сопли, и разные другие жидкости. Кровь-то. А врезал ей по сусальнику. Шутка. Пошла сама полоскаться, отстранив Ивана Яковлевича, твёрдой рукой, и споткнулась на полдороги. Упала и пятачком своим длиннющим горбоносым прямо о ручку двери в купе следующее по ходу. Расквасила, и так расквасила, что на сторону нос свернула, теперь будет длинный, горбатый и кривой. Будет, что внукам рассказать, если выживет, и внуки эти появятся.

– Бабуль, а чего у тебя нос кривой?

– Это я внучок принимала участие в захвате генерала Франко.

– Захватила? У нас дедушку звали Франка?

– Нет. Не захватила. Дедушку у вас звать Федька Леший, а по-итальянски Франческо Дель Боско. Там в вагоне при захвате пол был скользкий.

– Дела … А дедушка был боевой? – и козявку из носа да в рот.

– Дедушка у вас был говнюк. Вот же ж. Сказала гадость – вот тебе и радость. Не слушайте. Это такая испанская поговорка.

– Почему?

– Погиб он. Оставил меня одну с вашим папкой и тёткой Анной. Моряк был героический ваш дедушка. Торпедист был на торпедоносце. Торпедами стрелял из торпедных аппаратов.

– Героический?

– Да, у него даже орден есть. Сам Калинин награждал и руку жал.

– Здорово. Покажь.

– Утонул. Орден. Вместе с дедушкой. – И кулаком слезу к носу кривому погнала.

Одним словом, умывает он кровавые сопли на личике Адонсии, и тут как шарахнет. Как бабахнет. Как заскрежещет. Как … Как всё кувырком закувыркалось. Не долго. Один оборот. А звук скрежетания дальше понёсся. Брехт упал сначала плечом на дверь и вышиб замок хлипкий. Потом его стало вверх ногами разворачивать. Спасло то, что там трубы всякие в туалете, и Иван Яковлевич за одну из них уцепился, оказалась от титана с кипятком. Но этого мгновения, пока не бросил, хватило. Головой легонько стукнулся о потолок и стал падать на другой бок, вторая-то рука занята, он испанку под мышки поддерживал. Не бросил, хоть и не своя ноша. Ногами оба врезались в окно и вышибли его. А вагон снова стал наклоняться, надеясь на колёса встать, чуть момента инерции не хватило, почти встал, но потом снова на бок лёг. Брехт рукой за всё подряд хватался и за вышибленную раму окна тоже. Руку осколком распорол. Так обожжённую до волдырей. Не жалко.

Вагон лёг. Адонсия легла на него и закричала прямо в ухо ему. Что-то про деву Марию. А ещё коммунистка называется. Это русского поскобли, татарин будет, а коммуниста испанского поскобли, обязательно истинно верующую католичку обнаружишь.

Выбираться было не просто. Головой всё же слегонца о потолок приложился, да ещё Ивановна истерит. И голова вспомнила, что она похмельная. Заболела, прямо взрывается пульсирующей болью изнутри. Снял, отодвинул от себя Адонсию, ударил ногами в дверь туалета, та поддалась, но снова закрылась. Но уже лучше. Брехт встал на ноги, открыл дверь над головой, как крышку люка, и засунул в неё голову. Ничего интересного. А нет, вон по коридору ползёт кто-то.

Так это Федька. Итальянец был мужичонком чернявым, худым, как швабра и выше Брехта ростом, под метр восемьдесят. Глиста эдакая. Вот как глист и полз извиваясь, а рожица в крови, как у Ивановны Риберы пять минут назад. А вон следом ещё один ползёт А, это недобиток коминтерновский. С собой прихватил его Брехт в последнюю минуту. Белоэмигрант Андрей Мартьянов по прозвищу «Весёлый Андре». Ни разу его даже улыбающимся Иван Яковлевич не видел. Взял его полковник с тем прицелом, что если придётся возвращаться, то через Францию. Другого пути нет. Так двадцать лет проживший во Франции бывший поручик идеальный гид. Да и жалко мужика стало. В Сарагосе точно погибнет. Там все погибнут. Ну, или в плен попадут. И их потом расстреляют после пыток. Или повесят. Или … Ладно, замнём. Об этом можно подумать завтра.