Оттоманские военнопленные в России в период Русско-турецкой войны 1877–1878 гг. - страница 8

Характерно, что МВД, МИД и III Отделение собственной его императорского величества канцелярии безуспешно пытались решить судьбу этих людей на протяжении нескольких месяцев. Основная сложность здесь состояла в том, что выслать османов на родину уже не представлялось возможным, а для передачи их под надзор полиции не было веских юридических оснований. к тому же МИД всерьез опасался, что ограничение прав «неудобных» вызовет протесты со стороны Великобритании, как державы-покровительницы турецких подданных в России. и лишь к сентябрю 1877 г., когда Лондон дал понять, что смотрит на эту проблему сквозь пальцы, властям в регионах наконец-то было позволено высылать таких людей во внутренние губернии страны, под надзор полиции, вплоть до окончания войны. Но только по решению Министра внутренних дел, принятому в отношении каждого конкретного лица на основании ходатайства губернатора с изложением «подробных сведений о причинах предполагаемой высылки»[18].

Общее число всех высланных, начиная с сентября 1877 г., нам установить не удалось. но, судя по объему и характеру переписки, количество их вряд ли превысило 20–30 человек.

2. Турецким торговым судам, оказавшимся в русских портах по состоянию на 12 апреля 1877 г., позволяется «свободно выходить в море в продолжение времени, достаточного для нагрузки товаров, не составляющих военной контрабанды» (п. II).

Приведенное положение также нельзя считать новеллой, поскольку стороны руководствовались им и ранее. так, объявив России войну 4 (16) октября 1853 г., Турция не только не наложила эмбарго на суда противника, пребывающие в ее портах, но и предоставила им достаточный срок «для беспрепятственного удаления из оных куда пожелают». Николай I не остался в долгу, и 23 октября российское правительство заявило, что «по чувству справедливости предоставляет могущим находиться в наших портах турецким судам также удалиться беспрепятственно куда пожелают до 10 (22) ноября»[19].

В 1877 г. требования п. II «Правил», насколько нам известно, реализовывались на территории России без каких-либо затруднений. Что же касается турецких судов, оказавшихся по состоянию на 12 апреля в портах Румынии, то главнокомандующий (ГК) на Балканах великий князь Николай Николаевич предоставил им для свободного выхода в море 24 часа[20].

3. Принципиально новым по своему юридическому значению был п. X «Правил», в котором Россия прямо обязалась выполнять требования Женевской конвенции от 10 (22) августа 1864 г. но только «под условием соблюдения взаимности со стороны неприятеля». Впрочем, на практике данная оговорка заметного применения не нашла, и положения «Конвенции» Петербург соблюдал, в основе своей, без оглядки на действия противника.

4. Пункт XII «Правил» был не только новым, но и в значительной степени уникальным. В нем российская сторона прямо заявила о том, что «не преминет сообразоваться в своих распоряжениях с общим духом начал», изложенных в Брюссельской декларации 1874 г. «О законах и обычаях войны» (приложение 3). Правда, последняя не имела силы формального международного обязательства! Тем не менее, Петербургу во многом удалось претворить в жизнь и это заявление, хотя оно изначально было обставлено рядом оговорок: «по мере возможности», «под условием взаимности» и насколько положения эти окажутся применимы «по отношению к Турции и согласны с особенной целью настоящей войны».

Вместе с тем, отдавая должное прогрессивному, в целом, характеру «правил», нельзя не заметить, что приняты они были с некоторым опозданием[21]. Хотя противоречия между Россией и Портой неуклонно обострялись, начиная уже с лета 1875 г., к разработке «Правил» в МИД приступили, скорее всего, уже после открытия военных действий. во всяком случае, так заставляет думать тот факт, что главы Военного и Морского министерств смогли ознакомиться с проектом данного документа не ранее 3 мая 1877 г.[22]

Примерно то же можно сказать и в отношении базового нормативного правового акта о военнопленных. Поскольку в предвоенный период ни одно из заинтересованных ведомств, за исключением разве что МИД, не вело в этом направлении практически никаких разработок, к 12 апреля 1877 г. Россия располагала лишь «положением о пленных» от 16 марта 1854 г., принятым в начале Крымской войны и еще в 1855 г. признанным устаревшим