Отторжение - страница 11

На уроках делаю вид, что пишу, уткнувшись в тетрадь, но на самом деле, продумываю лестницу у макета здания суда. Там еще изогнутые перила и площадка, выложенная большими плитами. И еще фонтан, такой классический, круглый, трехъярусный. И еще надо разгрести кучу веток в ящике стола. Если их отшкурить и покрасить белой краской, получатся отличные деревья для сквера. Кроны можно сделать из мягкого поролона. А можно сделать зиму, и тогда не париться с листвой. Или набросать под деревья мелкие обрезки — тогда получится осень, бесцветная, монохромная. Все думают, что времена года — это цвет. Лето — десятки оттенков зеленого и клумбы, красные, голубые, бордовые. Весна — молодая зелень, бутоны и розовые лепестки. Осенью все заполняется желтым, багровым, оранжевым. На самом деле, любое время года можно изобразить белым. Можно обойтись совсем без цвета — и все равно будет понятно. Рисую схему лестницы и даже не замечаю, как заканчивается урок. Сейчас ученики вскочат, схватят тетради, сумки и потекут потоком по коридорам. Мимо меня, сквозь меня. Удивительно, как может измениться жизнь, когда поймешь в один момент, кто ты такой на самом деле. Это как кривое зеркало. Искажает нормальные красивые лица, но никто же не думает, как в нем отразится кривое до безобразия лицо. Как знать, может, уроды в таких зеркалах как раз выглядят красавчиками. Как знать — уроды ведь не ходят по паркам развлечений и не платят за билет, чтобы поглазеть на свои искривленные лица. А если еще хуже — если дело вообще не в лице.

После уроков, выезжая с парковки, вздрагиваю от резкого звука. Белый Форд сигналит мне. Мне? Да даже если бы въехал в Корвет директора, тот только вышел бы и в недоумении покачал головой на вмятину, а потом решил бы, что камнем задело. Этот сигнал вырывает меня из уже ставшего привычным состояния абсолютного одиночества. Как в фильме «Я легенда», если бы вдруг из-за угла выкатилась толпа людей, герой бы от удивления в штаны наложил. Нажимаю на тормоз так резко, что едва не влетаю головой в руль, хотя скорость-то на выезде с парковки детская. Мурашки под футболкой подпрыгивают. Выпучив глаза, смотрю на белый Форд. Это Рита Грейсон. Ее губы складывается в слово «придурок». Не сразу соображаю показать ей жестом, чтобы проезжала вперед, поэтому получается запоздало и нелепо. Когда тебя не замечают, ты отвыкаешь реагировать на стандартные ситуации. Строго говоря, стандартные ситуации кажутся тебе чем-то совершенно не стандартным.

Я спускаюсь сделать себе сэндвич. Люблю, когда дом пустой, когда никого нет, когда даже мое ровное дыхание как будто отлетает от стен неслышным эхом. Наверное, только в такие моменты я и могу чувствовать себя по-настоящему свободным. Моя свобода — в одиночестве, за стенами дома. Моя свобода быть невидимым. Моя свобода — не выходить, не общаться с людьми. Моя свобода — прятать себя, потому что то, что некрасиво, должно быть спрятано. Разве не может быть такой свободы? Разве свобода — это не выбор, который ты делаешь исходя из обстоятельств? Разве свобода — это не то состояние, в котором тебе удобно и комфортно? И разве состояние это не может меняться? Я выбрал такую жизнь. Жизнь внутри. Жизнь, закрытую от общества. И я благодарен своей семье за то, что они поддержали меня и не стали настаивать. Они приняли мое решение, приняли мой новый комфорт.

Два квадратика хлеба на разделочном столе — как абсолютно одинаковые картины в галерее современного искусства. От них приятно пахнет дрожжами. Я мажу один горчицей, отрезаю ломтик помидора, когда слышу шум в гостиной и голос Риты. Она кричит, что вернулась из школы не одна. Я замираю в панике. Могла бы предупредить! Черт, о таком у нас обязательно принято предупреждать! Да у нас и не было ничего такого уже два года. Надо быстро бежать к себе наверх, но поздно — они уже входят в кухню.

— Привет! — слышу я радостный незнакомый девичий голос. — Питер, так ведь?

Я сжимаю рукоятку ножа так сильно, что она вот-вот прожжет ладонь. Мне хочется воткнуть острие прямо в толстую разделочную доску. Хочется вонзить его со всей силы в кусок говядины или себе в руку. Неужели сестре настолько наплевать на меня? Неужели маленький клочок мой свободы для Риты ничего не значит? Не так уж много у меня осталось. И это после ее настырных попыток вытянуть меня из дома! Последние несколько месяцев мы часто обсуждали это. Да я только это и слышал! И теперь вот такое? Она привела подружку? Это выглядит как злая издевка.