Отторжение - страница 27
Ведь откровенно, не сказать, что Питер прямо такой, на которого западают парни, ну, учитывая его ожог. — С чего ты взял?
— Ну а что? Если так, то скажи прямо. Ты же понимаешь, я не тот, кто будет тебя упрекать…
— Да ты с ума съехал что ли! Что за фигня вообще!
— Ладно, — Питер соглашается.
Вот ведь придумал, тоже мне! Блин, совсем уже мир тронулся с орбиты, если даже дружбу нельзя предложить своему ровеснику.
— И все-таки, — настаивает он.
— И все-таки, — передергиваю, — мне просто нравится с тобой общаться. И вот да, увидел тебя в больнице и сразу понял это. Мы с тобой похожи…
— Это вряд ли, — перебивает Питер.
Он задумался и смотрит в окно сквозь тюль с мелким цветочным узором. Он выглядит совершенно отрешенным и даже не реагирует, когда говорю, что пойду возьму пару яблок. Когда возвращаюсь, застаю его в той же позе на том же месте. Неслышно обхожу справа. Подкрадываюсь совсем близко и вижу теперь его лицо. Вижу то, что большинство бы не назвали лицом. Внутри все сжимается в тугой комок, глотать становится тяжело, в груди повисает на струне свинцовый шарик. Чувствую, как струна лопается, словно в замедленной съемке, а шарик медленно падает вниз живота.
— Черт! — Питер замечает меня, вздрагивает и разворачивается.
Теперь вижу его анфас. У меня даже губа дергается, но надеюсь, это не заметно. Впялился в него и не могу оторваться — смотрю, как кобра на заклинателя змей.
— Черт! — повторяет он. — Зачем ты так подкрадываешься и смотришь на меня!
— Яблоко взял, — отвечаю, не сводя с его лица взгляда, но Питер уже поворачивается ко мне левой стороной.
— Не надо смотреть на меня!
— Извини, — мешкаю пару секунд, но, так и не придя полностью в себя, оставаясь во власти какого-то неведомого колдовства, добавляю, — Можно я дотронусь?
— Что? — Питер рычит, как собака.
— Можно потрогать твой шрам?
— Ты точно педик! — обрывает он. — Что за фигня…
— Не педик, блин! — кричу. — Что ты привязался!
— Извращенец!
— Да почему?
— Потому что! Как будто ты не понимаешь! Уходи!
— Извини, — бормочу быстро и протягиваю яблоко.
— Вали отсюда!
Мы препираемся еще минут пять, а потом Питер выпроваживает меня. Сдаюсь и сваливаю, конечно. Но возвращаюсь на следующий день.
— Что? — Грейсон таращит на меня глаза сквозь занавеску на двери. — Ты издеваешься? Чего приперся?
— Ты на мечах драться умеешь? — спрашиваю.
— Что? — еще больше недоумевает он.
Ну, он удивлен — сил нет. Смотрит на меня, как на психа.
— На мечах, — говорю, — дрался когда-нибудь?
Он отрицательно мотает головой. Показываю ему две торчащие из моего рюкзака деревянные рукоятки. На самом деле, сам сто лет не тренировался. Когда мне было девять, прочитал «Властелина колец» и записался в секцию боев на мечах. Мне тогда это жутко нравилось, потом как-то забылось, вытиснилось школой, футболом, отношениями, а сейчас почему-то снова захотелось.
Питер медленно открывает дверь, как будто не хочет впустить ветер в дом.
— Ты что, хочешь…
— Ты умеешь? — достаю мечи, не дождавшись продолжения вопроса.
— Нет, конечно, — он усмехается.
Ловлю его мимолетную улыбку, грустную, натянутую, едва заметную. На той стороне лица ее, наверное, вообще не различить, ведь там даже губ нет — только дырка рта, туго обтянутая по краям изрезанными швами.
— Я научу! — выдыхаю нетерпеливо. — Пойдем!
— Куда? — Питер снова настораживается, как мангуст, учуявший кобру.
— На задний двор хотя бы. Не дома же нам драться…
— Я не умею драться на мечах, — он теперь очень серьезен и сдержан, говорит, будто с умственно отсталым.
— Да научу сейчас тебя! — как-то непроизвольно беру его за запястье и тяну в сторону задней двери.
Секунды две он смотрит на наши руки, потом поднимает глаза на меня, как будто снова хочет спросить, не гей ли я. Ага, ведь нельзя же просто так взять друга за руку. Что за фигня вообще! Он одергивает руку.
— Да что ты в самом деле! Это круто! — уговариваю. — Неопасно, мечи деревянные, просто помашем… Правда, это прикольно, Питер…
— Я не выхожу на улицу! — грубо перебивает он.
И это неожиданно.
— Даже на задний двор?
— Даже!
— Почему?
— Потому!
Смотрю ему в глаза, вернее, в один глаз, и соглашаюсь. Знаю, как для него это важно. Здесь, в своем доме, он защищен, он в безопасности. А там, за порогом начинается жестокий мир. И мы просто болтаем весь день.