Отторжение - страница 40
— Да, бери! — он вкладывает сверток в коричневой грубой бумаге мне прямо в руки.
— Неудобно, — говорю. — Прости, у меня подарка нет…
— Мы же идем гулять! Это лучший подарок, Питер!
Я хочу резко и твердо возразить, но Шон подгоняет, чтобы я скорее разворачивал. Я достаю черную толстовку с надписью на спине. Такие часто носит сам Шон, и я говорил ему пару раз, что мне они очень нравятся. И что же там написано? Герой. В полспины.
— Чего-нибудь менее пафосного нельзя было придумать? — морщусь и тут же думаю, вдруг это обидит Шона.
— Не гунди, Питер! Ты герой, это не обсуждается. Не знаю, почему ты сам в этом сомневаешься. Напяливай кофту и поехали!
— Спасибо, Шон, — отвечаю, не глядя ему в глаза, — но я никуда не поеду.
Он сжимает зубы, зажмуривается, выстреливает в воздух горячими клубами гнева. Руки его в карманах джинсов сжимаются в кулаки, он запрокидывает голову, выдыхает, матерится. Я даже думаю, что вот сейчас он разозлится, обидится на меня и уйдет. Но это был бы не Шон Фитцджеральд — слишком просто и предсказуемо для него.
— Блин, Питер! Тут капюшон отличный! Да и вообще, какое кому дело. То есть, почему тебя волнует, что подумают все эти идиоты на улице и вообще! Они же не знают тебя! — Он снова ругается, потом посылает меня, разворачивается и даже делает шаг к двери. Но я не успеваю с облегчением выдохнуть. — Ну уж нет! — Он теперь тащит меня за руку. — Хватит прятаться и отсиживаться! Черт, хватит уже жалеть себя, Питер! Ты не был в кино и в кафе два года! Не отмажешься!
Я не успеваю ничего сообразить, как оказываюсь в машине на пассажирском сиденье, и Шон уже заводит мотор.
— Я никуда не поеду! — кричу, и меня начинает колотить самая настоящая истерика. — Выпусти меня, придурок!
Рву ручку двери, толкаю локтем. Мне кажется, я бы начал непроизвольно биться головой о стекло — такая у меня паника — но Шон берет мое лицо в руки. Так основательно и крепко, что вдруг я чувствую то, чего давно не ощущал — безопасность. Откуда? Не знаю. Шон смотрит мне в глаза, держит мое лицо и касается шрама всей поверхностью ладони. Я успокаиваюсь, глядя на него.
— Все. Будет. Хорошо. Питер. — Чеканит он. — Я тебя не брошу. Я тебя смогу защитить, если что. Отставить панику! Поехали!
Рычаг в положение «Драйв». Мы резко дергаемся и отъезжаем. Мы подъезжаем к моллу. Я влезаю в новую толстовку, которая мне как раз по размеру, натягиваю капюшон, но понимаю, что он, конечно, не скрывает шрама. Я хочу просто остаться в машине. Вцепиться в сиденье двумя руками намертво. В самом деле, не потащит же Шон меня наружу насильно.
— Ну, вылезай, Питер! — Он распахивает дверь.
Потащит.
— Не заставляй тебя вытаскивать! Ты же не трус!
Господи, это безумие какое-то! Перед глазами все плывет, настолько я не могу поверить в происходящее. Два года пряток коту под хвост. Мы сначала идем в кино. Шон покупает билеты на новую часть «Людей Икс», поп-корн и две большие колы. Люди у кассы пялятся и отводят глаза по очереди. Сначала половина впивается в меня цепкими зрачками, потом резко отворачиваются, и эстафету перенимают другие. И никуда не спрятаться. Мне некомфортно из-за того, что я не могу выбрать правильную позицию, чтобы ко всем стоять левым боком. В итоге, я почти вплотную прижимаюсь к Шону. Какой-то мальчик лет пяти дергает маму за пальто и говорит громко, показывая на меня пальцем: «Смотри, монстр». Мама шикает на него, тянет за руку. Еще две женщины оборачиваются, тоже шикают и что-то говорят мальчику. Наконец билеты у Шона, он хватает меня и тащит в зал. Но даже здесь, в темноте, кажется, что все таращатся на меня. Фильм я, естественно, не смотрю толком и не реагирую на комментарии Шона. Он, похоже, в восторге и постоянно что-то шипит мне в ухо. Но его слова сливаются в белый шум поиска радиоволны на неисправном приемнике. Я ведь даже не фанат Марвел. Да это просто дурдом! Я поворачиваю голову в темноте, как будто, чтобы еще раз убедиться, что Шон сидит рядом. Как будто чтобы проорать себе в ухо, что этот парень вытащил меня в кино. Вытащил из моего уютного безопасного окопа прямо на передовую, на открытое поле перед толпой врагов… и сейчас, вот сейчас, бросит меня здесь одного, безоружного, жалкого.