Отвергнутые мертвецы - страница 20
На этом разговор окончился, и Хормейстер позволил Каю Зулэйну вернуться в Город Прозрения, невзирая на продолжающиеся возражения криптэстезика. Григора обнаружил, что в кои-то веки согласен с Максимом Головко – ситуация, почти что неописуемая в своей нелепости.
Он отбросил в сторону мысли о Кае Зулэйне, когда в зал влились очередные псионические эманации, порождённые сообщениями, которые отправили по следам сеанса связи Абира Ибн Хальдуна с X Легионом. Известие о том, что Феррус Манус обогнал свой основной флот, несясь во весь опор ради осуществления личной мести, спровоцировало шквал посланий от Рогала Дорна. Он настаивал в них на осмотрительности и строгом следовании его плану сражения, но примут ли хоть одно из них во внимание – это был уже совершенно другой вопрос. Григора начал процесс псионического освидетельствования, производя широкие взмахи руками и искусно двигая кончиками пальцев. Он надеялся, что ему попадётся ещё один обрывочный намёк на Систему, которая уже больше столетия была предметом его страстного увлечения.
Григора находился в узловой точке Империума, где сходились и расходились линии связи. Отсюда отправлялись, отзывались и перегруппировывались экспедиционные флотилии. В стенах Дворца решались судьбы десятков тысяч миров, и всё это проходило через Город Прозрения. Задача криптэстезиков состояла в просеивании огромного количества псионических энергий, остававшихся в качестве отходов. Мало кто получал удовольствие от этой работы, но Эвандр Григора нашёл в ней своё призвание.
Уже почти два столетия телепаты всех миров Империума отправляли свои мысленные передачи на Терру, и каждая из них в конечном счёте приходила к Эвандру в этот зал. В них говорилось о войнах, о потерянных ветвях рода человеческого, о героях и тру́сах, о верности и предательстве и между всем этим, – о миллионах обыденных вещей.
Он просеивал отходы псионической деятельности миллионов астро-телепатов более сотни лет, и ему доводилось обнаруживать в остаточных энергиях переданных сообщений все разновидности безнравственности, жадности и смутьянства. Он повидал самое худшее, что только было в людях, все те чёрные, мелочные, нелепые, злобные подтексты, что скрывались в тысячах разнообразных мест во всём том, что они говорили, причём даже и не подозревая об этом.
И среди бесчисленных навеянных грёзами посланий, что приходили в Город Прозрения, Эвандр Григора начал видеть проявляющуюся Систему. Он десятилетиями изучал любые Последки, которые только содержали дразнящие намёки на эту вырисовывающуюся согласованность, узнавая всё больше о её блистательной сложности с каждым обнаруженным им обрывком. Завуалированное упоминание о ней могло содержаться лишь в одной из каждой сотни передач, затем – в одной из тысячи, из десяти тысяч. Истинная суть послания всякий раз пряталась за таинственностью или безумием, скрывалась в таких тонких подтекстах, что мало кто смог бы опознать в них тайнопись, включая даже самих отправителей подобных сообщений.
Минули десятилетия, и стало ясно, что в Империуме имеется некая тайна, известная лишь разрозненной диаспоре безумцев, которые вообще не знали о существовании друг друга, но тем не менее отправляли в пустоту свои отчаянные послания в безрассудной надежде, что их предупреждение будет услышано.
Лишь здесь, в Шепчущей Башне, эти совершенно непохожие обрывки сходились вместе в одиноком напеве, старающемся пробиться через какофонию голосов.
Григора не расшифровал суть этой песни полностью, но он пришёл к одному неизбежному выводу.
Она становилась всё громче с каждым проходящим днём.
Восход принёс с собой свет, но не передышку от холода. Горы в вышине были ошеломительно белыми от снега, но он практически отсутствовал на крышах Города Просителей. Тысячи людей, сгрудившихся в таких ограниченных пространствах, поднимали температуру окружающей среды, и этого хватало, чтобы не дать лечь снежному покрову, но было недостаточно, чтобы мороз перестал кусаться. Роксанна поплотнее запахнула свою одежду и поёжилась, толкая цельнометаллическую стальную дверь Храма. Та громко заскрипела, раздражая слух, и тяжело хлопнула за спиной. Роксанна ступила в гулкое пространство, посвящённое скорби.