Ответ на письмо Хельги - страница 8

Я вспоминаю, как однажды погода сделалась на редкость скверной: холод, сырость и резкий северный ветер; из-за этого я не мог войти во фьорд и оставался в лодке со скиром, который приготовила Унн. Когда непогода смягчилась, я снова взялся за вёсла и продолжил путь с кадками, заполненными замороженным скиром. Что бы ты думала? Северный ветер сменился юго-западным и сильным штормом, ветер дул мне прямо в лицо, а волны захлёстывали лодку. Незадолго до этого я поднял борта, купил небольшой мотор и установил его в лодке, и, если бы не это, я исчез бы в тот день в глубинах фьорда. Я вынужден был бороться за жизнь и черпал воду из лодки, одновременно следя за курсом и направляя лодку к берегу; долгое время я пробивался вглубь фьорда против течения и ветра. Я помню, о чём я тогда думал, да, сейчас я могу рассказать тебе об этом; я не особо переживал о том, что могу пойти на дно, гораздо хуже было то, что у нас с тобой так и не было близости. В этой бренной жизни это был единственный напиток, которого я не отведал и сожалел об этом, – а может быть, желания человека, если их постоянно подавлять, становятся сильнее перед лицом смерти. И моё плотское желание не ослабло после того, как я посмотрел на вашу ферму.

«Свежий незамороженный скир с фермы Колькюстадир», – написал продавец Йенс на доске для объявлений, которую он повесил в Кооперативе. Ещё долгое время люди посмеивались над ходом мысли старого Йенси.

Затем пришла весна, у твоих овец появились струпья, и ты позвала меня, чтобы я помог искупать овец в растворе Вальца[23]. Той весной депутат от нашего округа не приехал, хотя он всегда это делал перед выборами. Мы обсуждали это, собравшись на площадке у Кооператива. Гюннар со Стадного Мыса спросил, не лучше ли проголосовать за кого-нибудь другого, раз депутат от Прогрессивной партии больше не показывается в округе.

«В Бога верят, даже не видя его», – сказал Гистли с фермы Ручей и с силой высморкался в платок. На этом вопрос был закрыт.

Хатльгрим был на севере страны, где он объезжал лошадей, а твои дети учились в школе-интернате. Ты была одна. На ферме. Я получил чёткие инструкции от Ассоциации фермеров о том, как бороться с чесоткой у овец в зависимости от того, какие клещи были её возбудителями: зудни или клещи-накожники.

В общине Алтарной Реки была так называемая переносная ванна, её оплатила администрация округа. Ванну можно было легко перемещать на деревянных слегах, изготавливаемых на заказ; их сравнивали с жердями, которые закрепляли на спинах лошадей для перевозки тяжёлых грузов, и в шутку называли носилками. В общине был также огромный чан, и в нём было восемьдесят литров купленной где-то старой коровьей мочи с резким запахом, и ещё была большая алюминиевая банка. Я отправился к тебе с ванной, чаном и банкой, погрузив всё это на прицеп. Был влажный весенний день, и ручьи струились серебряными нитями по всем склонам. Меня всегда считали эксцентричным, поскольку я шёл своим путём во всём, что касалось овцеводства. Я не хотел пускать на ветер старые знания, накопленные в ходе развития и укрепления отрасли. Из Рейкьявика пришли чёткие инструкции, предписывавшие использование разбавленной мочи в качестве раствора для купания овец, но я предпочёл следовать предписаниям Магнуса Кетильссона[24], начальника округа; придерживаясь его рецептуры, я бросил в неразбавленную мочу морские водоросли и древесную золу, а потом добавил дёготь, старую человеческую мочу и табачные листья. В этом был залог успеха. Мы приготовили раствор и разогрели его в камине старого дома у тебя на ферме; когда мы вылили всё это в старую добрую переносную ванну, установленную в центре загона, мы искупали в ней овец. Ты, без сомнения, хорошо помнишь эту процедуру. Когда ты пыталась втереть раствор в овечью шерсть, раствор забрызгал твою блузку, а я в это время пытался удержать овец, следя за тем, чтобы жидкость не попала им в нос и в рот.

Эти картины всплывают в моей памяти, и я живо представляю себе тот момент, когда я вылил жир полярной акулы на хребты последних ягнят. Я вижу, как ты стала снимать блузку, и свет из оконного отверстия, где стояли лекарства, падал прямо на твою грудь, так что грудь отбрасывала тень. Я видел чресла, расширяющиеся вниз от талии, и я застыл как заворожённый, мой взор растворился в этом образе. Никогда ещё я не видел ничего, что превосходило бы красотою это зрелище, быть может, за исключением того момента, когда однажды в конце августа я сидел в кустах диких ягод на Холме Шишке