Ответ знает только ветер - страница 26

стр.

— Почему?

— Они не признают частной собственности, — ответила старуха, сильно закашлявшись. — Они говорят, что все люди равны. Бред, да и только. И хотят отобрать у людей все их имущество! Значит, семь семьдесят пять, — сменила тему разговора фрау Правос, выкладывая по одной несколько монеток из маленького кошелька на стекло витрины, пока Нанита опускала коробочку с флаконом микстуры от кашля в пластиковую сумку. — Нынче к вечеру выяснится, может быть, мне еще удастся договориться с «Луизенхое», и они возьмут с меня поменьше, — говорят, у них сейчас есть свободная комнатка, конечно, очень маленькая, просто крохотная.

— Ни пуха вам, ни пера, — сказала Нанита.

— Спасибо, — кивнула фрау Правос. — Да только они уж сколько раз говорили, что у них есть для меня маленькая комнатка, а потом оказывалось, что ничего нет. Нет-нет, моей мечте не суждено сбыться.

Я подумал: эта маленькая женщина с большой мечтой о комнатушке боится, что у нее отнимут ее собственность. Фунт стерлингов завтра будет отпущен и потом упадет в цене на восемь пунктов. Густав Бранденбург предполагает, что Герберт Хельман покончил с собой. Из-за этого я лечу сегодня в Канны. Чтобы выяснить, прав ли он. И еще мне пришло в голову: смог бы Герберт Хельман объяснить этой старушке, каким образом приходит беда и кто ее создатель?

8

Дождь по-прежнему лил как из ведра.

Я сидел рядом с Карин за столиком ресторана на втором этаже аэропорта Лохаузен. Мы пили чай и ждали, когда объявят мой рейс. А его каждые четверть часа все откладывали и откладывали. Авиадиспетчеры опять объявили забастовку из-за нарушения трудового договора, они требовали повышения тарифов, и все самолеты опаздывали с вылетом. Ресторан, вестибюль и все залы для отдыха пассажиров были забиты усталыми, раздраженными взрослыми и плачущими детьми. За нашим столиком сидела еще одна супружеская пара, американцы. Они вообще ничего не заказывали и все время разглядывали кучу фотоснимков, которые муж вынимал из кожаной сумки. Жена была в очках с толстыми стеклами. Они тихонько переговаривались друг с другом. Мы с Карин сидели у окна, и я смотрел сквозь стекло, по которому хлестал дождь, на летное поле, на самолеты и заправщики. Все покрывала пелена тумана, сырость снаружи проникала даже в ресторан — ее приносили с собой люди в промокшей одежде и обуви, и многие из них чихали и кашляли.

«Внимание! — раздался из динамиков женский голос. — Компания KLM сообщает, что рейс № 451 в Лондон откладывается на час». Это же сообщение она повторила по-английски.

— Now look at me here, at the «Hofbrauhaus»,[5] — сказал американец и указал на один из снимков.

— It’s just cute,[6] — заметила его жена.

Карин поехала со мной в аэропорт только для того, чтобы отогнать домой машину. Я сидел за рулем «адмирала», она рядом. Карин ужасно злилась на меня и не проронила ни слова. Мои чемоданы и дорожная сумка были уже уложены, когда я приехал домой. Никакого скандала из-за того, что я так демонстративно нарушил свое обещание, не было. Мы не обменялись и пятью словами. И теперь сидели здесь уже битый час, ждали и продолжали молчать; время от времени садился или взлетал какой-нибудь самолет, и автокары подвозили пассажиров к самолетам или, наоборот, увозили от самолетов, но все это происходило ужасно медленно, а из динамиков вновь и вновь звучал тот же женский голос: «Внимание! «Люфтганза» сообщает, что рейс № 567 в Ниццу через Париж откладывается еще на пятнадцать минут».

Голос только что в очередной раз проговорил это по-немецки и по-английски, и динамик отключился, когда Карин внезапно заговорила:

— Желаю тебе вдоволь повеселиться в Каннах, — сказала Карин.

— Спасибо.

Говоря это, мы оба смотрели на летное поле и на дождь, а не друг на друга.

— Ведь для тебя главное — не скучать, не так ли?

Я ничего не ответил.

— This is Seu and me at Oberammergau.

— Now isn’t this just cute![7]

— Что ты, что твоя вшивая контора, — громко и отчетливо произнесла Карин. — Все страховые конторы врут. И ты им помогаешь. Желаю хорошо провести время.

— Спасибо, — опять сказал я.

— Не верю, что врач сказал, будто у тебя со здоровьем все в порядке.