Отворотное зелье. Цена счастья - страница 5

стр.

– Вы же с самого рождения знали, какой у меня дар?

– Только догадывались, да и Эмира… – он оборвал себя на полуслове, но я смогла задать еще один вопрос:

– Так почему не поставили блок раньше?

Мужчина замер, будто каменное изваяние, а потом едва слышно ответил:

– Так получилось…

Хотела спросить, в чем причина, но карета остановилась, и отец вновь усилил принуждение. Теперь я могла делать лишь то, что он позволял мне: улыбаться и идти вперед, будто механическая кукла.

Обнаженные плечи лизнул холодный ветерок, и я бы непременно обхватила себя руками, если бы эти самые руки меня слушались.

От кареты до храма, спрятанного среди высоких деревьев, было идти совсем немного и это огорчало больше всего.

«Ур, где ты?» – предприняла еще одну попытку достучаться до друга.

Но в ответ вновь тишина.

Ну, что же, я осталась один на один со своим «счастьем».

Отец расправил шлейф платья, накинул фату на лицо и с какой-то горькой улыбкой произнес:

– Так будет лучше, – а вот сейчас больше показалось, что он уговаривает не меня, а себя самого.

Больше до самого храма мы не разговаривали, а как только на широких мраморных ступенях я увидела магистра Рэма и Тима – стало по-настоящему страшно.

Вот она…моя будущая жизнь. Среди семейства слизняков…

Магистр окинул меня придирчивым взглядом и недовольно поджал губы:

– Вы долго, – противным голосом проворчал он.

Тим передернул плечами и опустил голову. Странно, но мне парня даже стало жалко…Он же понимает, что после свадьбы я не успокоюсь, и буду мстить всем и каждому!

– Идем? – сухо бросил отец, оставив вопрос мужчины без ответа.

Все, кроме меня, согласно кивнули.

Отец подвел к Тиму и положил мою руку на его согнутый локоть. На душе стало еще более мерзко, если такое вообще возможно.

За массивными колоннами скрывались широко распахнутые двери храма, к которым мы и направились. А стоило нам только оказаться в притворе, как тут же факелы, висевшие на стенах, вспыхнули ярким пламенем.

Ощущение безысходности с каждым шагом все больше сдавливало грудь, и когда у алтаря я увидела трех жриц, закутанных в алые плащи, вопреки действию принуждения, вцепилась ногтями в рукав Тима.

– Прости, я ничем не могу помочь, – виновато прошептал парень, не поворачивая головы.

Простить? О! Это вряд ли…

В пустом храме не было никого, кроме нас с женихом и родителей, которые встали за нашими спинами. Как два стража, боятся, что я убегу. Я бы и убежала, если бы могла…

– Дети мои! – приятным певучим голосом произнесла та, что стояла посередине со сверкающей чашей в руке. – Сегодня свершиться обряд единения, и каждый из вас разделит свою жизнь с избранным огнем сердца!

Это Тим что ли огонь моего сердца? Очень сомневаюсь!

За всеми жизненными перипетиями я так и не прочитала подробнее о богине и о самом обряде. Хотя, вряд ли бы это хоть что-то изменило.

– Отдаете ли вы отчет своим действиям? – жрица вновь заговорила, пристально посмотрев сначала на Тима, а потом на меня.

Ее взгляд замер на подаренном отцом кулоне, и я уже успела обрадоваться, она должна понять, что я своим действиям отчет точно не отдаю, но…Жрица ничего не сказала!

Тим тихо ответил согласиям, а я, под действием принуждения, только кивнула.

– Тогда начнем обряд! – сияя улыбкой, проговорила вторая жрица.

За их спинами высоко взвился белый столб дыма, и монотонные голоса заполнили храм. Они лились отовсюду, заставляя нервно всматриваться в каждый уголок, который я могла увидеть, не поворачивая головы.

Слова казались незнакомыми. И это пугало еще больше…

Неожиданно звуки стихли и в звенящей тишине, раздался певучий голос откуда-то сверху:

– Готов ли ты оберегать ее от бед и отдать свою душу за ее жизнь? – неужели это сама богиня?

Боясь поднять взгляд вверх, затаила дыхание.

Тим ответил без заминки:

– Готов!

«Что же ты делаешь?» – хотелось застонать от его слов, но я всего лишь послушная кукла, поэтому осталась стоять молчаливой статуей.

– Готова ли ты хранить его любовь и быть верной женой? – теперь вопрос был задан мне.

Как я мечтала ответить «Нет!». Все внутри кричало и сопротивлялось.

По щеке скатилась горячая слеза, а отец безжалостно заставил произнести: