Отвратительно великолепен - страница 7
Старая добрая Поппи.
Эй, как вы считаете, она свободна в пятницу вечером?
Я медленно двигаюсь по садовой дорожке и вижу маму, встающую на колени перед ее зарослями азалий. Моя мать возится с совком удобрений. Реально, у нее раньше было собственное шоу на местном кабельном канале. Мама не работала с тех пор, как мы были поражены финансовыми достижениями. Когда она не в саду, то любит заниматься различными сборами средств.
Я полон энтузиазма, когда приветствую ее.
— Привет, мам!
— Он в своем офисе, — говорит она, всматриваясь в меня
Подождите… никаких объятий? Никаких чмоков в щеку? Никакого расспроса о моих диетических привычках на прошлой неделе? Не-а. Она идет назад и загребает дерьмо из почвы.
Все более серьезно, чем я думал.
Я закатываю рукава рубашки и направляюсь в дом.
Да начнётся сражение.
***
Однажды в пятницу во второй половине дня, когда я учился в пятом классе, меня вызвали в кабинет директора.
Мое преступление? Появился с голым членом возле нашей буфетчицы, миссис Такер. Правда в том, что я играл в игру «я-покажу-тебе-свой-если-ты-покажешь-мне-свою» с итальянской студенткой по обмену. Я показал ей своего дружка, а потом она убежала. Миссис Такер поймала меня за велосипедным навесом в полном одиночестве и со спущенными штанами.
Во всяком случае, я рассказываю вам это, потому что у меня такие же грызущие желудок ощущения, как тогда, когда я стоял возле офиса мистера Феллауэса, в ожидании своего наказания.
Позор.
Я трижды стучу в дверь кабинета и вхожу. Могу разобрать только силуэт отца в клубах табачного дыма. Он сидит позади той огромной плиты из старинного красного дерева, которую называет своим столом. Только мне или вам тоже он напоминает одну из этих таблиц, которую инки использовали для приношения в жертву своих детей?
— Сын?
— Отец.
— Сын.
Он показывает мне, чтобы я присел, и наливает виски в два хрустальных стакана. Боже, еще нет одиннадцати утра, а он уже употребляет. Это плохой знак: он пьет алкоголь утром, только если должен присутствовать на презентации клиента. Папа двигает стакан виски через стол и прикуривает сигару.
Ну, разве здесь не уютно.
Отец держит стакан на солнечном свету.
— Нам подарили эти стаканы вскоре после твоего рождения. Они были подарком на крещение от Папы Франко.
Иисус Христос, приплыли.
Подождите.
Три.
Два.
Один.
— Ты не можешь трахаться с дочерью Боба Стревенса и не ожидать никаких последствий!
— Пап…
— Скажи мне. Где мы ошиблись? Ты что какой-то мазохист?
Теперь он разглагольствует о нью-йоркской деловой сцене, меля вздор о высших руководителях из социальных слоев города, бла-бла-бла. Я хлопаю пустым стаканом о стол.
— Я рассказывал тебе вчера вечером, папа. Я не совершил ничего плохого. Я был джентльменом. Лисетт Стревенс просто захотела немного больше, чем я был готов предложить.
Он качает головой и стряхивает пепел в мраморную пепельницу.
— Так ли это? По словам Боба, ты пообещал ей следующий шаг.
Он не может говорить это всерьез.
— Это полная чушь!
Его глаза расширяются.
— Кажется, нет, сынок. Боб сказал мне, что Лисетт сделала татуировку. В то время как мы разговариваем, она разгуливает по Манхэттену с инициалами A.С.С. на каждой мочке уха. Я бы сказал, что она довольно серьезно настроена насчёт тебя.
Невероятно.
В свете этой новой информации, я думаю, мы можем повысить Лисетт до звания липучки в шестой степени.
Выцарапайте это.
Сделаем седьмую. Это территория «Рокового Влечения». Однажды мне пришлось иметь дело с седьмым уровнем. Никого из милашек не сварили, но больше я в эти игры не играю.
— Папа, послушай. Лисетт Стревенс с прибабахом. Она не в своем уме. — Я встаю и разглаживаю складки моих брюк. — Так, если это все, то я бы хотел пойти и переговорить с мамой.
Мой отец встает со стула, быстрее, чем воздушный шар, заполненный гелием.
— Сядь немедленно, сын! Я еще с тобой не закончил!
Морщина размером с Сан-Андреас пересекает лоб отца. Он открывает ящик стола и вытаскивает стопку глянцевых журналов. Видите те разукрашенные, с загнутыми уголками страницы? Он, должно быть, нашел мою старинную коллекцию «Плейбоя».
Дерьмо. Я думал, что продал их тому сосунку Карлу век назад.