Отзвук - страница 10

Импресарио, не выдержав, воскликнул:

— Я на этом предложении заработал бы несколько миллионов лир!.. Но это невозможно. С советским коллективом маршрут не изменить…

— Тогда на будущий год, — не сдавался мэр.

Сквозь толпу обступивших пятачок зрителей к нам продвигалась хрупкая, моложавая старушка. Несмотря на возраст, она была стройна и легка, да и одета не слишком строго: белая маечка на бретельках, свободные брючки. На загорелой морщинистой шее дешевое украшение — бусы из разноцветных ракушек. По тому, как все расступались перед ней, нетрудно было догадаться, что здесь ее многие знают.

Старушка уверенно прошла вперед, но не стала приближаться к свите мэра, а, остановившись поодаль, подозвала — пальчиком! — его к себе. И он, этот холеный, представительный мужчина, оборвав себя на полуслове, поспешил к ней. Почтительно поцеловав ей руку, внимательно выслушал ее и тотчас обернулся к Виктору:

— Эта женщина — американка. Мультимиллионерша…

Я с любопытством глянул на старушку. Когда мне еще удастся увидеть мультимиллионершу?! Нет, если б мне не сказали, ни за что бы не признал в этой простенькой старушке миллионершу. В моем представлении женщина ее положения должна быть в шикарном платье, со сверкающим ожерельем, все пальцы унизаны дюжиной колец с драгоценными камнями. А тут чистенькая, аккуратная старушка, старающаяся нравиться окружающим…

— Погляди, какие серьги! — шепнул Алан. — Платина, бриллианты и изумруд.

Ага! Все не так и просто, как кажется на первый взгляд, какой-то штрих все же есть, причем наверняка хорошо продуманный. Ну что ж, надевать бусы из ракушек не возбраняется и миллионерше, но допустить, чтоб ее приняли за простолюдинку, — ну зачем же? Я в жизни не видел таких серег. Зелень изумруда отражалась даже в ее глазах. Но тут же я сообразил, — глаза-то у миллионерши зеленые, в тон им и подобран камень.

— …Ей очень понравился концерт, — продолжал Виктор.

Аслан Георгиевич неопределенно кивнул головой, то ли соглашаясь с мэром, то ли утверждая, что по-другому быть и не могло.

— Ей пришлись по душе и костюмы, особенно женские, и она просит продать ей один из них.

— Продать? — растерянно переспросил Аслан Георгиевич.

— Да. За любые деньги, — бесстрастно переводил Виктор.

— Но это невозможно, — развел руками министр. — Объясни ей.

Миллионерша бросила короткую фразу — Она говорит: назовите любую сумму, — перевел Виктор. — Она не намерена торговаться.

Аслан Георгиевич поежился.

— Нет, нет, это невозможно…

Старушке показалось, что ее слова неправильно перевели. Когда же ее убедили, что руководители ансамбля прекрасно поняли ее предложение, она, повернувшись к заместителю мэра, попросила его вмешаться.

— Вы коммунист, скорее найдете с ними общий язык, — заявила она.

Тот послушно шагнул к Аслану Георгиевичу.

— Она вложила большие деньги в развитие нашего острова. И мы, — он оглянулся за поддержкой к своим товарищам, — тоже присоединяем свою просьбу…

Я был удивлен: куда девались доброжелательность и любопытство, которыми только что искрились глаза итальянцев? Теперь на их лицах явно прочитывались озадаченность, настороженность и удрученность. Отказать в такой по-человечески понятной и даже лестной просьбе, которая к тому же вела к материальной выгоде?! Всего две минуты назад итальянцы твердили, что советские люди, оказывается, такие же, как и они, что между ними нет ничего, что мешало бы жить в мире и дружбе, что пресса зря наговаривает на «людей по ту сторону железного занавеса», — и вот, пожалуйста. Не все так просто, как кажется на первый взгляд. Но почему? Ведь такая в общем-то пустячная просьба. Никакой политики, ничего такого, чего можно опасаться.

Аслан Георгиевич покраснел от досады. Как же он выйдет из положения? — гадал я. Станет рассказывать о таможенных страданиях? О-о, нас еще задолго до поездки начали шпиговать-пугать: сколько вывезет ансамбль за кордон танцевальных костюмов, кинжалов, ичигов, бурок, башлыков, поясов, даже бижутерии, столько и должен ввезти в страну. Проверка самая суровая: каждую вещь таможенник тщательно ощупает, сделает пометку не только в декларации, но и у себя в блокноте, фиксируя особые приметы, чтобы, не дай бог, там, за кордоном, вещь не подменили. Но кому и для чего нужно подменять ее, — об этом хитроумные сочинители инструкций не задумываются. Главное — предусмотреть, перекрыть любую лазейку для тех, кто попытается нарушать правила. Побыть бы им в нашей шкуре. У солистов, руководителей, костюмерши дрожь вызывает сама мысль, что возможна потеря какой-то детали реквизита! Видели бы они, как после концерта уставшие танцоры, укладывая костюмы в кофры, раз за разом пересчитывают даже газыри, зная, что потеря и одного из них чревата большими осложнениями. Никакие объяснения в расчет не берутся, и считай, что ты родился в сорочке, если дело закончится тем, что станешь «невыездным», хотя для танцора этот ярлык страшнее пули…