Отзвук - страница 5
Черное небо, точно печь, отдавало жаром. Нелегко зрителям, а о нас и говорить нечего, воздуха не хватало. Но престиж ансамбля превыше всего, мы заставляли себя собраться, — и откуда только силы берутся? — с каждым мгновением ускоряя темп, споря с доулистом…
Шквал аплодисментов нарастал. Казалось, жара отпустила зрителей, они били в ладони докрасна, топали ногами, вскакивали: — «Брависсимо!»
Первое отделение концерта завершилось «Играми чабанов». Спокойно начав сюиту, постепенно каждому танцору предоставлялась возможность показать все, на что способен, и солист, выскакивая в круг, под неистовые звуки доули и гармоники, подбадриваемый друзьями, крутился волчком; высоко подпрыгивал на носках, носился по сцене на коленях; совершал, точно профессиональный акробат, кульбиты в воздухе; держась обеими руками за концы палки, с невероятной быстротой перепрыгивал через нее вперед-назад, вперед-назад…
Калейдоскопом мелькали ловкие, сильные фигуры. Азарт танцоров не мог не передаться трибунам, и семь тысяч зрителей не заметили, как оказались на ногах, крича и аплодируя…
Наступил момент и для моего коренного трюка: разогнавшись, со всего размаха опускаюсь на колени, и, выгнувшись назад, стремительно скольжу по полу, пересекая сцену. Опасный бросок — так называемые «сани» — окончательно покорил зрителей. Солидные, умеющие владеть собой, закаленные в штормах биржевых страстей банкиры и бизнесмены вопили, подпрыгивая и хлопая друг друга по спине. А танцоры преподносили все новые трюки, и вдруг вихрь ярких костюмов заполнил сцену, она вся пришла в движение, чтоб затем разом, в долю секунды, с последним взвизгом гармоники и резким ударом доули внезапно замереть, застыть в финальной картине. На трибунах творилось что-то невообразимое: шум, крик, свист, аплодисменты рвались ввысь, к дышащему жаром черному небу, и разносились по, казалось, разволновавшемуся морю.
Ребята, обливаясь потом, уставшие, на дрожащих от напряжения ногах молча делали поклоны, покорно подставив себя под вал восторгов, и старались отдышаться, потому что знали: предстоит еще один натиск, эта толпа вошедших в азарт людей не отпустит их так просто со сцены, заставит повторить на бис концовку… На этот случай у нас в запасе новый вариант. Теперь сюита шла в ином ключе — юмористическом. Танцоры вновь демонстрировали сложнейшие па, но на сей раз вызывая взрывы смеха… Солист, взметнувшись высоко в воздух, неожиданно совершал один кульбит, второй, третий, четвертый… Казалось, он сейчас сорвется со сцены — зрители в одном порыве выдохнули «Ах!», но «чабан», не сбавляя темпа и сделав еще один кульбит, каким-то чудом вдруг замер, плюхнувшись на самый край сцены, свесив ноги в яму и широко улыбаясь зрителям, наслаждаясь их испугом…
Теперь на сцену выскочил танцор в черной бурке. Но что это? У него четыре ноги, две из которых торчали над плечами, а между ними забавная рожица с вытаращенными глазами…
Зелим шел, делая коротенькие шажки, углубленно рассуждая о чем-то, бубня себе под нос, энергично помогая своим думам резкими жестами правой руки. Шел медленно, с чувством чрезмерного собственного достоинства, никак не реагируя на зашедшуюся в смехе публику…
И опять все засверкало, замельтешило на сцене — пронесся вихрь и замер, вызвав новый взрыв аплодисментов и восклицаний… Под овации зрителей танцоры убежали за кулисы, чтоб вновь появиться, принять девятый вал восторга… Стояли минуту, вторую, третью… «Брависсимо!», «Бис!» — неслось, не умолкая, им в лицо. Танцоры кланялись, прижимали ладони к груди, благодаря и одновременно умоляя отпустить их, чтоб там, за кулисами, отдышаться, присесть, вытянуть натруженные ноги… Но публика не отпускала. И тогда на сцену вышел ведущий:
— Через пятнадцать минут они вновь будут перед вами!
… Тишина за кулисами. Лишь возбужденный гул толпы доносился сюда. А те, кто вызвал бурю восторга, тихи и безмолвны. Кто опустился в кресло, кто на стул, а кто и просто на пол, закрыв глаза и тяжело дыша. Дарья, костюмерша, металась вдоль стены, унося потяжелевшие от пота костюмы, готовя новые для танцев, включенных во второе отделение.