Ойкумена - страница 30

Что-то шевельнулось рядом с мертвым животным, то ли за ним, то ли на нем… То ли в трупе… Словно кто-то махнул высохшими ветвями.

Лена выронила диоптр, отступила назад, буквально отпрыгнула, но успела задушить рвущийся из горла вопль нерассуждающего, слепого ужаса. Очень вовремя. Судя по ледяному взгляду «Сатэли» и его руке, одним рывком вытянувшей топор наполовину из-за пояса, главарь готов был убить на месте, только бы сохранить тишину. Не тратя ни единой секунды на попытки успокоить.

Пока девушка трясущимися пальцами искала в траве упавшую пластину в ее голове вставали на места все детали мозаики.

Не зимний иней, а паутина. Огромное поле, затянутое паутиной, едва-едва отмеченной по краям и уплотняющейся по мере приближения к центру. Два мертвеца, оплетенные жуткой сетью, наверняка давно мертвые. И мертвая же лошадь, в которой притаилось нечто, с длинными тонкими лапами, похожими на высушенные ветки. Живое, поджидающее, готовое напасть.

Лена еще дважды уронила диоптр, пока, наконец, не подняла его и передала командиру. Главарь смотрел на девушку с неодобрением, но при этом — странное дело — ее реакция словно успокоила его. Чем, почему? — от этих мыслей голова, и без того перегруженная событиями, разболелась окончательно.

Так или иначе, встреча с паутинным ужасом осталась позади. Ничего плохого более не случилось, телега обогнула по очень широкой дуге опасную зону, и вернулась на прежний путь. Банда ощутимо успокоилась. Упырь снова положил меч на плечо и протянул девушке стеклянную флягу с деревянной пробкой. Как раз в тот момент, когда Лена собралась просить сама, жестами или хоть как. Внутри оказалось вино бледно-розового цвета, очень слабое. Или вода, разбавленная вином. В любом случае это можно было пить.

«Гэндальф» бросил ей с телеги сухарь, Лена чудом поймала. Сухарь был какой-то угловатой формы, как будто его обкалывали по краям зубилом, и одним своим видом заставлял вспомнить определение из старой книги — «тройная закалка». Но для девушки, которая не ела вторые сутки, провела много часов на ногах и потеряла немного крови, он показался изысканным блюдом.

— Дал бы ей сала, жадный толстяк, — беззлобно заметил Кай.

— Сало денежек стоит, — буркнул Бизо, не собираясь развязывать узелок с медожиром и салом до вечернего привала. — А эту шкидлу запрягать надо, вон, топает, как будто и не устала.

Мечник поморщился, он то прекрасно видел, что рыжая «гостья» вымотана и с трудом переставляет ноги. А сухарь тройной закалки от Старухи Амбар она грызла с таким хрустом, как будто цеметавр вылез из логова, чтобы заточить клыки о старые кости. Но Кай промолчал, как и все остальные. Происшествие выдалось непростым, оно требовало тщательного осмысления.

После встречи с Серой Тенью — к счастью, встречи удачной — стало окончательно ясно, что рыжая обычный человек, хотя и странный, не от мира сего. Все боятся Серых, даже охотники, которые ловят кошмарных тварей и продают на ткацкие мануфактуры. За паутинный шелк платят только золотом, так что риск стоит жертв. Но загонщики не зря прозвали Теней «четвертными». Четверть хорошего отряда в тридцать-сорок бойцов, именно столько охотников обычно приходится закапывать после удачной охоты (когда есть, кому хоронить). Иногда больше, иногда меньше. Но в среднем — каждого четвертого. Великая вещь — математика. Кай не сомневался, что Сантели запомнил все приметы логова Тени, а по возвращении продаст их за хорошие деньги. Так что, каждому достанется еще по паре монет…

Мечник дернул головой, поняв, что мысли потянули его куда-то далеко и не по делу. Так, о чем была дума… А, да. Все боятся Теней, но рыжая испытывала совершенно непритворный ужас. Сыграть такое нельзя, да и незачем. А для любого, кто побродил по пустошам, Тени зло страшное, но понятное и в целом привычное. Более того, не слишком опасное, если быть внимательнее. То есть она не ведьма.

Тогда кто же? — снова подумал Кай, покосившись на девушку, что назвала себя Хель. Странная, странная дева с жутковатым прозвищем, телом взрослой женщины, что никогда не голодала, и лицом испуганного ребенка, ждущего, когда придет утро, и бука спрячется обратно в чулан. Мечник понял, что испытывает некоторое замешательство. Он, как правило, мог безошибочно указать, каким ремеслом занимается любой встреченный путник. Взгляд, руки, сложение — все это читается как открытая книга для того, кто знает буквы и слова. И весь жизненный опыт Кая говорил, что перед ним женщина-боец… которая никогда в жизни не брала в руки меча. Как такое возможно?..