Озаренные - страница 58
— Ах! — восклицала она и закатывала под яростный хохот карие лукавые глаза.
Выскочил в круг небольшой, живой как ртуть паренек с кепкой на самой макушке. У него плясало все — ноги, руки, казалось, даже голова и глаза, но все движения были так слаженны, быстры, ритмичны, что на него можно было смотреть без устали, наслаждаться этой бойкостью молодого тела.
Откуда-то из гущи зрителей возникли недавно приехавшие на шахту молдаване в меховых жилетках, в белых расшитых крестом рубашках и под свист дудок, обняв друг друга за пояс, закружились, понеслись в вихревом «жоке».
— Сходим в совхоз, — сказала Алексею Варя. — У меня здесь есть знакомая.
Ксения Матвеевна, крепко обнимая Варю, шепнула на ухо: «Ну, встретилась, беглянка? От жизни не уйдешь», — и стала собирать на стол.
Варя, сидя с Алексеем за столом, слушала его рассказ о том, как он в первый год войны проходил по этим местам, отступая из Донбасса. Сквозь окно виднелась нежно-розовая от цветущих абрикосов балка. Ветер доносил едва уловимые запахи их. А может быть, то просто пахло весной и казалось, что пахнут абрикосы. Ни о чем не думалось, только чувствовалось то, что нельзя выразить словом, что передается лишь взглядами, жестами, интонациями...
Под окном кто-то крикнул:
— Найшов! Я ж казав, шо найду!
Микола Петрович Шаруда с Ганной Федоровной, Коренев с женой Антониной Константиновной стояли в палисаднике.
Микола Петрович понимающе подмигнул Алексею, запел:
— Мы их ищем, а они сидят милуются... От люблю, когда добрым борщом пахнет, — говорил Шаруда, входя в комнату.
— Коля, ты ж у чужих людей! — останавливала его Ганна Федоровна.
— Какие же это чужие! Мы ж с Ксенией Матвеевной из Батайска овец в совхоз вместе привозили, когда шахту начали восстанавливать. Мы в Донбассе все родственники...
Обед был вкусным: греческие блюда, пряные, душистые, разные подливы с приправами из трав. Вино — выморозки — было крепким, как коньяк. После второй рюмки все охмелели. Ганна Федоровна, сидевшая до этого молча, облокотилась о стол обеими руками, подперла подбородок и сильным, низким голосом запела:
Микола Петрович, подняв палец, погрозил с улыбкой Варе. Он вдруг встал, подошел к вешалке, быстро снял полотенце и, обвязав рукав, под общий смех стал важно декламировать слова старинного сватовского обряда: «Я с дальнего краю купец, послав мене один молодец, чулы, що в вашем краю добрых лисиц, куниц...»
— Микола Петрович, — остановил Коренев Шаруду, заметив, как вспыхнула Варя, — давай лучше споем. В наше время ведь не принято сватать...
— Ну, не принято, так и не будем, — согласился Шаруда и, подыгрывая себе на баяне, запел. Варя вторила ему с увлечением. Алексей, не сводя с нее глаз, слушал не песню, а то, что звучало в ее душе, — какое-то тесное сплетение радости и грусти, уверенности и колебаний...
— А что мы приехали сюда — в хате сидеть? — неожиданно обрывая мелодию, сказал Шаруда. — То ж для нас оркестр танцы играет. Оксана Матвеевна, пойдемте покажем, як кадриль нужно танцевать.
— Коля, что ты надумал! — растерялась жена Шаруды. — Пусть молодые танцуют.
— А я тоже молодой! — крикнул Шаруда, снял баян, схватил в объятия жену и стал кружиться с ней по комнате. — Люблю танцевать. К сыну на свадьбу поеду в Ленинград, пусть посмотрят, как донбассовцы умеют веселиться...
Он шутливо выдворил из комнаты Коренева, жену, Ксению Матвеевну.
Алексей задержал Варю на крыльце:
— Пойдем к косе.
Они шли молча, держа друг друга за руки, как школьники — ладонь к ладони. Крутой, прогретый солнцем откос дышал всеми запахами весны. Алексей с Варей остановились у обрыва.
На косе, у самой кромки моря, кружились танцующие.
— Чудесно! — сказал Алексей. — Две стихии. Стихия моря и стихия людской радости.
— Иди потанцуй, — предложила Варя.
— С тобой.
— Я давно не танцевала...
— Я плохо танцую... Лучше поговорим.
— О чем, Алеша? Не нужно, — умоляя взглядом, произнесла Варя.
— Мне кажется, что наши жизни, наше личное сложилось не так, как...