Ожерелья Джехангира - страница 9

Длина зуба — 0,9 см.

Длина боковых и спинных плавников — 10—17 см.

Ширина хвоста — 25 см.

Вес около 25 кг.

К полуночи поймал еще шесть рыбин. Все они были не меньше метра и окрашены в темные тона. У некоторых тайменей на боках и жабрах зияли свежие рваные раны, как будто их выгрызли акулы. А может, и в самом деле под водопадом обитают акулы, то есть гигантские таймени? Вот бы сразиться с ними! Помериться силой!

Солнце неподвижно висело над водопадом, разливая мутный белый полумрак. Я с трудом волок по гальке две рыбины и думал о загадочных ранах на их боках.

На мшистоягелевой поляне среди кривых лиственниц показался наш лагерь: два белых брезентовых чума, где жили долгане - каюры, и три зеленые парусиновые палатки. Вдали удушливо и едко дымил костер, вокруг него теснились, спасаясь от комаров, худые, ребристые олени. Все уже спали, кроме техника- геофизика Сафонова

— Ну как твои успехи, несчастный полуночник? — спросил он

— Неважные. Всего только пару малышей поймал,— притворно вздохнул я.

Увидев мою добычу, Сафонов поднял такой шум, что из палаток мигом высыпали все полевики. Даже Лера Шихорина — наша единственная женщина-геологиня, совершенно равнодушная к рыбалке, и та не выдержала и тоже поспешно вылезла на росистый холод из теплого спального мешка. Таймени взбудоражили всю партию. Геологов охватило какое-то хмельное возбуждение. Только слышались ахи да охи. А когда я сказал, что там «валяются» еще пять штук, то все наперегонки побежали к водопаду.

Потом кто-то изъявил желание сняться с тайменями, и все поголовно заразились фотографической лихорадкой. Я снял сначала каждого в отдельности, потом всех вместе,— одним словом, щелкал «ФЭДом» до тех пор, пока не кончилась пленка. Но никто не догадался сфотографировать меня — возмутителя ночного спокойствия. Впрочем, я не обижаюсь. Пусть на память у них остаются снимки, у меня же в сердце всегда будет биться безыменный водопад с огненными свечами тайменей.

Сафонов быстро разложил у палаток жаркий костер. С молчаливого согласия начальника партии Николая Петровича Голованова было решено устроить ночной полярный пир — гречневая каша уже всем надоела до изжоги.

Прежде чем разделать тайменей, я тщательно измерял их, рассматривал в лупу загадочные рваные раны, пытаясь обнаружить следы клыков речных чудовищ, вскрывал их желудки, чтобы установить, чем они питаются. Товарищи надо мной весело подтрунивали.

Геля Сафонов, высокий, худощавый, весь в мускулах и жилах, уже много сезонов проработавший за Полярным кругом торжественно продекламировал:

— На первое будет уха по-рыбацки, на второе — шашлыки по-горняцки, на третье — жаркое по-арктически, а кто останется голодным, тому — заливное по-геологически.

Он положил в одно эмалированное ведро тайменьи головы для ухи, во второе — одни плавники для заливного. Затем располосовал охотничьим ножом боковины самого упитанного «поросенка», нанизал увесистые куски на черемуховые вертела и, посыпав солью, воткнул в землю над дымящимися тальниковыми гнилушками коптиться. А тем временем по его указанию «голодающие» обваливали в сухарной муке тонкие ломтики лососины и клали рядами на горячую сковородку, в которой плавилось сливочное масло.

Вскоре сидеть у костра стало просто невыносимо: такие полились ароматы, что и описать невозможно. Клянусь всеми сибирскими тайменями, всеми геологическими тропинками, нигде в городе вы не увидите янтарных капелек жира, булькающих в нежно-розовых изогнутых корытцем боковинах под струями горьковатого тальникового дыма, не вдохнете головокружительного аппетитного благоухания острой тайменьей ухи. Да что там говорить! Даже пожилые оленегоны и те проснулись, как только ветер донес до их чумов запах жареной рыбы. Долган было шестеро: двое мужчин, две женщины и два мальчика. Старшему, Илье, было лет двенадцать, младшему — четыре годика. Они тоже присоединились к ночному пиру у костра и отметили мое «спортивное крещение» по-своему, как полагается истинным северянам. Взяли двух тайменей, в каждом из которых было не меньше пуда, и начисто съели их сырыми, без хлеба, без соли, ловко орудуя узкими самодельными ножами. Мы диву давались, как они не отрезали свои губы.