Ожидание - страница 14
Но глубоко-глубоко в сердце прятал каждый эти горькие мысли и крепко держал язык за зубами, чтобы скрыть от остальных последнюю свою мечту; только ведь, вместе состарившись, они уже и без слов понимали друг друга.
Медленно тянулось время, а приглашать их никто не шел…
Лишь по воскресеньям все так же забывали они гложущую душу боль, когда приходил Гола с неизменной водкой и свежей рыбой, нанизанной на ивовый прут. Редко, когда Гола пропускал этот день, но случалось и так…
Тогда в ожидании друга все трое допоздна всматривались в дальний конец улицы, откуда обычно появлялся Гола. Потом, погрустневшие и расстроенные, брели к своим постелям.
— А вдруг он ушибся, поскользнувшись на булыжниках, — говорил один. И думал: «Может, ревматизм его скрутил…».
— Неужели этот проклятый невод перетянул его за борт, — пробовал шутить другой. И гадал про себя: «Не слег ли он с воспалением желчного пузыря?»
— Наверно, улов нынче плохой, стыдно ему было с пустыми руками прийти, — высказывал предположение третий. «Только бы у него кровоизлияния не было…»
Да, не падали они духом, а то… А то ведь без малого семь лет назад последний, вконец изодранный, большой невод Гола изрезали его внуки на сто кусков — на сачки, на сети для ловли птиц… Тогда же и назначили Гола пенсию, а невода сыновья и невестки больше ему не покупали: чего доброго, еще утонет где-нибудь, и так колени трясутся…
Слаб стал в коленях!..
Что поделаешь, а?! Слаб в коленях!.. Потом он начал по воскресеньям ходить на базар. Ну и дела! Кило свежей рыбы стоит больше рубля!.. Эх, жизнь! Рыба, валяющаяся на весах, тоже считается свежей, как и те карпы, которых, как привязанных, вытягивал Гола из Куры!..
Эх, жизнь, жизнь! Два рубля дает за кило рыбы прославленный на всю Картли рыбак…
А бывает, что на базаре торгуют рыбой, стравленной хлоркой, — чтоб у них у всех правые руки поотсыхали! Вот разве тогда только пропустит Гола раз навсегда обещанное к друзьям юности воскресенье… Иначе с каким, лицом понес бы он им рыбу, от которой хлоркой разит…
«Интересно, догадываются они, что я им рыбу с рынка ношу?» — думает Гола. Эх, будь она проклята, эта старость.
«Чего доброго, еще утонет где-нибудь… колени трясутся…». Гм! Жизнь!..
В ту пору я заканчивал десятилетку. Дорога к школе шла через старый район. Торопясь на уроки, я каждый день проходил мимо сидящих у своих калиток старых музыкантов и всегда в ответ на свое приветствие я слышал: «Эх, живи и здравствуй, сынок!»
Помню, мне оставалось сдать два последних экзамена, когда я впервые не увидел на обычном месте ни самих стариков, примостившихся на своих низеньких стульях, ни жен их с подносами зелени. Это показалось мне очень странным. Я хотел было разузнать у кого-нибудь, в чем дело, да как-то закрутился с выпускными экзаменами. А потом, только я получил аттестат, отца как раз перевели работать в Тбилиси, так что уже в конце июня мы всей семьей перебрались туда. Года два или три я не бывал в Гори. Наконец мне как-то удалось выбраться погостить к дяде на весенние каникулы. Приехав в Гори, я сразу же спросил дядю о старых музыкантах. Вот, что он рассказал.
Оказывается, однажды, после долгих колебаний и отнекиваний, они поехали на свадьбу с каким-то крестьянином из Инаури. Плата им показалась слишком маленькой, но в конце концов они понадеялись, что сколько-нибудь соберут на свадьбе от танцующих… Но на свадьбе никто ничего лишнего им не дал.
На второй день, убедившись, что тут не подзаработаешь и что к тому же сама свадьба близится к концу, они встали и ушли. Кто-то обманул их, сказав, что за полчаса они смогут выбраться на шоссе и сесть на попутную машину.
Пока они ковыляли к шоссе, стемнело. Неподалеку они заметили мельницу и зашли туда переночевать.
В горах на мельницах нет мельников, каждый сам мелет свое зерно. А они подумали, что мельник просто вышел куда-то ненадолго, и решили до его прихода не запирать дверь. Так они и уснули, кое-как пристроившись на полу, усталые, разбитые, не смыкавшие век целые сутки. Вдруг среди ночи дверь с треском распахнулась. Разбуженные шумом, наши музыканты прямо-таки оцепенели от ужаса, увидев в открытых дверях огромного медведя, который, как после выяснилось, давно повадился ходить на мельницу подкармливаться мукой. Вытаращив на зверя глаза, старики с перепугу долго ничего не могли сообразить. Потом надумали отпугнуть медведя музыкой, очень осторожно притянули к себе свои инструменты и разом грянули в них. Ошарашенный медведь кинулся было назад, но наткнулся на дверную створку, и она от удара захлопнулась перед его носом. И пришлось нашим музыкантам с полуночи и до рассвета играть не переставая… Стоило им на секунду перевести дух, как разъяренный медведь надвигался на них. К рассвету у Бутхуза из ушей пошла кровь, распухшие губы тоже были в крови. У Тедо-барабанщика сломались обе палочки, и он до утра колотил в барабан своими скрюченными подагрическими пальцами. Да и у гармониста Соса дела обстояли не лучше.