Ожидание - страница 17
Потом воткнули в песок палки.
— Я — красный, ты — враг, — сказал первый Гиви второму.
— Нет, это я красный, а ты враг.
— Ты Квасхадзе, — снова повторил первый Гиви фамилию, услышанную им дня два назад.
— Ты сам Квасхадзе, — сказал второй Гиви.
Долго смотрели они друг на друга, сидя на корточках, пока щенки не прыгнули на них и не опрокинули обоих в песок.
Потом наконец договорились, соорудили из палочек забор, разложили за ним рядами белые камушки: они, мол, и будут «белые».
И пошла игра, не то в войну, не то в пограничников. Правда, щенки часто нарушали границу и портили палочный забор…
Стало жарко.
В соседнем дворе собаки подняли лай и визг. Сука улизнула куда-то…
Дети все играли. Щенков сморило на солнце, им надоело играть. Они разрыли песочную кучу, уложили во влажный песок розовые животы; высунутые языки щенков прерывисто задышали, словно маленькие легкие. Мальчики тоже разрыли песок и улеглись рядом со щенками.
— Ну, погоди у меня, вот я спущусь сейчас! — грозил из окна дедушка одного Гиви.
— Ну, погоди у меня, вот я спущусь сейчас! — грозил дедушка второго.
Мальчики знали силу дедовских ног и спокойненько продолжали лежать.
К воротам подъехал грузовик. В кузове стояла большая клетка. Из клетки высовывались мокрые собачьи морды.
Во дворе показался сачок, похожий на тот, каким ловят бабочек, только очень большой.
— Ну, сука проклятая — опять сбежала! — закричал мужчина с сачком и прищуренными глазами осмотрел двор. Дети вскочили, прижались друг к другу. Со второго этажа дедушки обоих Гиви грозили вошедшему во двор мужчине палками и что-то шамкали беззубыми ртами, но вой брошенных в клетку собак и стук маленьких сердец заглушал слова.
Мужчина помотал головой, потом, словно нехотя, повел своим большим сачком — и щенки, как орешки, вкатились в сетку. Перекинув сачок через плечо, мужчина, по-прежнему мотая головой, направился к грузовику…
Стало еще жарче.
Расплавленное солнце капля за каплей сочилось на землю…
«Кви-кви, кви-кви», — кричала перепелка с Черепашьего озера…
Капля за каплей стекал с мальчиков пот…
Снова по обеим сторонам подвального коридора блестели куски непрогоревшего угля. Только теперь они уже не были похожи на глаза кошки…
На лестнице один Гиви пробормотал:
— Не бойся, у Джульбарса новые щенки вылупятся.
— «Вылупятся»! Что он — петух, что ли, — пробормотал другой.
Больше они ничего не сказали друг другу. Больше не вспоминали ни о винтовке, ни о танке, ни о револьвере…
До кнопки звонка они не могли дотянуться и о своем возвращении извещали стуком.
Один Гиви пошел направо, другой налево. Сперва колотили в двери одним кулаком, потом пустили в ход второй, потом ноги…
Потом оба Гиви вместе разревелись.
Они обливались слезами и потом. Большие двери вздрагивали от ударов их маленьких ножек, маленьких кулачков.
А трясущиеся дедушки трясущимися руками все старались им отпереть…
Жизнь Ивана
Словно беспечное стадо широкогрудых гусей, спешили к морю дома рыбаков. И как испуганный чем-то вожак, застыл вдруг над самой водой первый дом, а остальные, доверчиво шедшие следом, не успели остановиться: уткнулись друг в друга вытянутыми клювами стеклянных веранд, крытых красной черепицей, и так и замерли в ожидании следующего шага.
В каждом дворе вы увидите старые и новые рыбацкие сети, связки рыбы, которую вялят на солнце, рыбьи головы возле мусорных ящиков, металлические обручи и гайки от разобранных лодок. В каждом дворе здесь пахнет рыбой и птичьим пометом.
Таким, наверное, должен быть и двор того дома, что стоит всех ближе к морю и хочет быть первым. Должен быть таким, но нет, там все не так. Вход во двор вымощен изношенной гусеницей, снятой, видно, со старого трактора, в самом же дворе повсюду валяются тракторные части. В одном углу в тени брезента, натянутого на четыре кола, стоит тракторный мотор, принесенный сюда не то для сборки, не то для разборки…
Во дворах возятся дети, разгуливают, переваливаясь с боку на бок, гуси, суетятся старухи, дремлют на солнце старые рыбаки… Если б все могли вот так вылезти под благословенные лучи солнца, погреть свои пропитанные морской солью кости!