Озорной вампир - страница 26
Эван стянул тренировочные штаны. Он взял ее сзади в туалете, во время их первой встречи. На этот раз он хотел видеть ее лицо, когда будет ее трахать. Смотреть на выражение ее лица, которое будет сопровождать эти соблазнительные стоны и всхлипывания. Он повернул ее в своих объятиях, прежде чем обхватить ее задницу и приподнять. На мгновение Эван замер. От ее красоты у него перехватило дыхание. В ней была тьма, которая взывала к нему. Пленила его. Держала его в восторге. Ее полные, темно-розовые губы приоткрылись, и он наклонился, чтобы поцеловать ее. Показался кончик клыка, и Эван резко остановился. Он не мог позволить себе забыть, кто она такая. Кем он был. Он мог наслаждаться ею. Но не более того.
Он вошел одним рывком. Саша вздрогнула и откинула голову назад, издав низкий, снисходительный стон. Ее веки затрепетали. Эван готов был поклясться, что восторга на ее лице было достаточно, чтобы он кончил. Боги, она была мокрой. Теплой. Тугой. Такой отзывчивой на каждое прикосновение. На каждый толчок. Он мог трахать ее часами, но этого все равно было недостаточно, чтобы удовлетворить его. Он мог бы наблюдать за ней несколько дней, и его глаза все равно захотели бы большего.
Ее наслаждение было восхитительным.
Эван растворился в моменте, когда трахал ее. Его разум опустел, и у него не осталось ничего, кроме слепого ощущения и необузданной потребности. Он протянул руку и схватил Сашу за шею, заставляя посмотреть ему в глаза. Серебро окаймляло ее радужки, еще одно напоминание о том, кем она была. Табу. Запретная. Моя. Это слово резонировало в мозгу Эвана с такой ясностью. Как будто его туда посадили. Неужели она это сделала? Вампиры обладали силой подчинять других своей воле, но могли ли они сделать это силой мысли? Эван стиснул зубы, когда волна возбуждения захлестнула его. Но это подозрение и беспокойство не остановили его.
Эван провел большим пальцем по ее подбородку и ускорил темп. Подушечка переместилась к нижней губе и погрузилась в рот, опасно близко к одному из острых клыков. Она высунула язык, когда ее губы сомкнулись вокруг его большого пальца, и начала сосать. Внутри у Эвана все сжалось, когда он представил, как эти гибкие губы обхватывают его член, как ее зубы… ее клыки… царапают его чувствительную плоть…
Он отдернул палец от ее рта в ту же секунду, как эта мысль пришла ему в голову. Грегор вырвет его сердце и скормит ему же, если узнает. Это был последний раз с Сашей. Это не должно повториться.
— Не останавливайся. — Серебристый взгляд Саши встретился с его взглядом, и ее умоляющий тон вибрировал в нем. — Я хочу, чтобы это было грубо. Глубоко. Мне нужно кончить.
Ее горячие слова прогнали мысли, которые заставили его задуматься. Эван прижался лицом к ее душистой шее, входя в нее.
— Я хочу, чтобы ты произнесла мое имя, когда кончишь. — Слова сами слетели с его губ, но какое это имело значение? Ему нужно было владеть моментом. Чтобы она знала, кто доставил ей удовольствие.
— Я не знаю твоего имени, берсерк. — Хрипловатый тембр ее голоса пробежал у него по спине, и его мошонка сжалась. Еще несколько глубоких толчков, и он кончит. Он отказывался кончать до нее.
— Эван Бран. — Он приблизил губы к ее уху и, прежде чем отстранился, зажал мочку зубами. — Скажи.
Ее стоны становились все громче и громче, эхом отдаваясь вокруг них. Так близко. Он входил в нее все глубже и глубже. Быстрее. Его челюсти сжались, когда он трахал ее без жалости. Сашины ногти впились в его плечи, разрывая кожу, и он наслаждался укусом боли.
— Скажи мое имя, Саша. — Это не было предложением, вызванным воображением. Он требовал этого от нее. — Говори.
— О боги! — Ее тело напряглось в его объятиях. — Да, да. Эван. Боги, Эван!
Ее киска сжала его член, и он кончил. Она уткнулась лицом ему в шею, и он застонал от острой боли в том месте, где плечо соприкасалось с шеей. Жар охватил его, растекаясь по конечностям и венам. Крошечные завитки удовольствия развернулись, усиливая оргазм до такой степени, что его бедра затряслись, и рык собрался в груди. Его толчки стали бессвязными. Он прижался к ней всем телом, позволяя стене прижать ее к себе. Судорожные вздохи сотрясали его, когда ослепляющее удовольствие начало отступать, и мысли прояснились.