П. А. Кулиш. Биографический очерк - страница 12

Таковы были взгляды Кулиша по данному вопросу в первый период его деятельности, — они действительно изменились до противоположности во втором периоде её.

Прежний защитник восстававшего за свою свободу народа является теперь горячим сторонником тех, кого сперва называл поработителями — польско-украинских панов, возмущавшийся прежде словами старинного стихотворца Климентия, называвшего непокорных мужиков бунтовщиками (Осн. 1861, I, 163), теперь сам ничего не видит в прошлых движениях малорусских народных масс, кроме своеволия и бунта. “Народная муза, полная разума и милосердия”, уступила место разгульной и дикой музе пьяных кобзарей, поджигающих, во время бражничанья в шинках, толпы лентяев и своевольников против благодетельствующего им культурного шляхетства. Такими были эти толпы прежде, такими и до сих пор остаются. Народ — азиатски некультурная дикая масса, лишённая, вследствие своей дикости, чувства справедливости и гуманности. Как прежде истинные поборники культуры — польско-украинские паны — имели право силою сдерживать варварские порывы этой массы, так и теперь истинным представителям интеллигенции принадлежит право насильственно культивировать эту массу. Таково впечатление, производимое многочисленными историческими статьями второго периода деятельности Кулиша, а также его стихотворными сборниками “Хуторна поэзия" и “Дзвин” и драмою “Байда”. Мы передаем только основной тон последних его работ, уклоняясь от цитирования произведений, при чтении которых (как напр. многих стихотворений из сборника “Дзвин”) тяжело становится на душе — столько в них презрения к народным массам, возвеличивания насилия и страстно-недоброго отношения ко всем несогласно думающим с автором... Правда, Кулиш признает (см. его полемику с г. Павликом) существование экономической необеспеченности народных масс, но полагает, что улучшение их благосостояния произойдет путем гуманных филантропических уступок со стороны состоятельного командующего класса [16].

Чем же объяснить такую резкую перемену взглядов?

Прежде чем ответить на этот вопрос необходимо коснуться отношений Кулиша к самобытному развитию малорусской народности. В этом случае он никогда не изменял своих взглядов. Признавая исторически необходимым соединение южного и северного русских племен в одно государство, он с самого начала своей литературной деятельности держался того взгляда, что малорусская народность должна органически развиваться и найти себе выражение в литературе и искусстве. И его цель была — послужить сколько возможно этому развитию. Придерживается ли он казакофильских мнений, или взглядов “Истории воссоединения Руси” — он одинаково трудится на пользу развития малорусской литературы и её языка. В самый разгар его антиказацкой и антигайдамацкой полемики он деятельно работает на украинском языке, издает стихотворные сборники (“Хуторна поэзия”, “Дзвин”), отдельные поэмы (“Магомет и Хадыза”), драмы (“Байда”), издает по-малорусски полный перевод Нового Завета и работает над малорусским переводом Библии ветхого завета, переводит по-украински Шекспира, Шиллера, Байрона, Гейне, — и вся эта неутомимая работа (результаты которой обнародованы только отчасти) продолжается непрерывно. Никто больше него не написал по-малорусски, и смерть застала его с пером в руках за малорусской работой. Даже появление такой его книги, как “Крашанка” вызвано стремлением его помирить поляков с австрийскими малоросами с целью улучшения положения последних. Таким образом не может быть и речи о том, что Кулиш “вообще явился злейшим противником стремлений, в которых прошла однако, вся его прежняя жизнь”. Кулиш изменил во многом свои взгляды, но основного стремления всей своей жизни он никогда не изменял, так как этим стремлением было — служить делу развития родного слова, что он всегда и делал и всю свою долгую жизнь он был бойцом за это.

Да, вот в чем дело: он был по своей натуре прежде всего бойцом, обладавшим в то же время выдающимся литературным талантом. Притом бойцом страстным, увлекающимся и глубоко убежденным в правоте защищаемого им дела, даже когда ошибался. Эта струна звучала в его существе всегда сильнее всех остальных и всем остальным давала тон. В этом главным образом заключается разгадка той неустойчивости его мнений по многим вопросам, о которой мы говорили выше.