Пацан. Воин. Маг. Сражайся или умри! - страница 4

стр.

— Эй, Диман, ты где там пропал? — донеслось с площадки.

— Он, наверное, в город за мячом пошел! — это кто-то из девчонок, ехидно. Скорее всего, Лена.

Димка еще раз осмотрелся — мяча нигде не было. Ну, нет мяча! И тут он услышал еще один голос, мужской и незнакомый.

— Так, это что за безобразие тут, а? — голос звучал, словно из ведра. Гулко и грубовато.

— Евгений Геннадьевич, да мы просто разминались. В автобусе насиделись, решили разогреться немного, — это говорила Юля.

— А кто разрешил тренировку без меня? А если травма? Кто тогда в сентябре за город будет играть? — а это неведомый Евген Геннадич.

Димка подошел к площадке и увидел говорившего. Этим товарищем оказался высоченный парень, лет так двадцати пяти, в обтягивающей могучий торс черной майке и коротких красных шортах, которые едва только не лопались на вздутых бедренных мышцах. С короткой толстой шеи Евгена Геннадича свисала цепочка с большим белым свистком.

— Играют они, — продолжал гудеть шкаф с мышцами. — А мяч ваш где?

И тут все посмотрели на Дмитрия. Он открыл рот… и закрыл. Сказать, что мяч спер какой-то мужик с бородой — так даже смеяться не будут. Или будут. И неизвестно, что хуже… Поэтому, он поступил проще.

— Не нашел, — развел он пустые ладони в стороны.

— Потерял? — с угрозой стал надвигаться на Дмитрия шкаф.

— Да ладно, Жека, ну чего ты барагозишь? — дорогу ему преградил Сашка. — Найдем мы твой мяч. Не плачь только.

— Кому Жека, а тебе — физрук Евгений Геннадьевич Кнутов, понял? Еще раз, как в прошлом году поймаю с пивом — нашлепаю! Понял? Мне Саркис Эдуардович разрешил! — он выразительно поигрывал бицепсами, трицепсами и налитыми грудными мышцами. Каждая из этих мышц была с голову Сашки. Но тут к нему присоединился Андрон. Он молча встал за его правым плечом и, наклонив голову, стал демонстративно закатывать рукава и разминать кисти рук, словно готовясь к драке. Димка тоже шагнул вперед и встал за Сашей, только за левым плечом. Нельзя стоять в стороне! Своих надо всегда поддерживать! Это он еще с детского сада запомнил.

Жека схватился за свисток и громко с переливом засвистел. Парни испугано отшатнулись.

— Всё, ша! Конец тренировке! — шкаф улыбался, радостный. — Всем в столовку, там сегодня мороженое дают!..

Димка шел счастливый, что не нужно бежать вокруг санатория голяком. А еще он предвкушал, как наконец-то нормально поест. Он проголодался. Пусть и столовский борщ, пусть и макароны с котлетой, лишь бы съедобно и сытно. А потом он, Димка, будет наслаждаться вкусом мягкого сливочного мороженного.

Но в столовку парней не пустили, объявив, что их смена есть будет только через час. Веселая тетенька, со списком в руках и веснушками на лице. Она же посоветовала парням умыться для начала и переодеться для приличия.

Андрон свалил в администрацию лагеря. Обустраиваться, как он сказал. Он помахал на прощание друзьям ручкой и бросил им одну короткую, загадочную фразу:

— Увидимся еще…

Что же это был за хрен с бородой, интересно? — задумался Димка. — И зачем ему наш мяч?

В этом вопросе тоже чувствовалась интрига и загадка.

Но что загадочного во фразе «увидимся»? Они увидятся, даже если не будет такого желания. А вот если бы они с Андроном прощались ночью, на кладбище, тогда да, была бы некая загадочность. А так — никакой загадки, одни понты.

Нега и изнеможение

— Вот же мы долбодятлы красноголовые, — кинул в пространство Сашка, срывая гитару со стены и с размаху падая на койку. Устроился так, чтобы было удобно сидеть, прислонившись к стенке. — Как красиво девчонки нас сделали!

— Ай-яй-яй-яй-яй, — завыл он дурашливо в ля-миноре, грубо ударяя по струнам вульгарным уличным боем.

Дынс-дынс-дынс-дынс-дыдынс.

— Немного не повезло сегодня, бывает, — ответил Димка. — Мы же несыгранные были, в первый раз…

— Думаешь? Девчонки и половины не показали, что умеют. Спортсменки! Ты слышал, они за сборную города играют. А тут мы такие, красивые, нарисовались. Ай-яй-яй-яй-яй…

— Ну, может быть.

— Ай-яй-яй-яй-яй… — тряхнул головой Сашка, подтверждая, что не может быть, а точно, так и есть, и продолжил последовательно, переходя в ре-минор, ми-минор и возвращаясь в ля-минор, естественно. — Ай-яй-яй-яй! ай-яй-яй-яй! ай-яй-яй-яй-яа!