Падает снег - страница 2

«Ты же улыбаешься и смеешься, – говорят они, стараясь взбодрить меня, – значит, все налаживается, и скоро жизнь снова пойдет своим чередом!»

Надежда в их глазах неподдельна, но… Я – единственная, кто не предается оптимистическим грезам о будущем. Я знаю, что жизнь уже не станет прежней. Что я могу сказать им на это? Что мои улыбки – грамотно состряпанная фальшивка, рефлекс, отработанный годами и необходимый в обществе? Что смех мой – нервический, почти истеричный, зовущий на помощь и помогающий мне сдержать внутри внезапные взрывы рыданий, возникающие от любой несмешной шутки или неискреннего утешения? Я как заложник под дулом пистолета, которому сказали: смейся, не то тебе крышка. И я улыбаюсь и смеюсь, чтобы друзья не расстраивались и не задавали лишних вопросов, чтобы мама не переживала за меня, чтобы выглядеть, как все нормальные дети, студенты, люди…

Снег, зачем ты такой прекрасный сегодня? Жизнь, почему ты стала такой? Беспощадной. Нет, это гадко. Невозможно. Невыносимо. Не могу.

Я вернулась в дом с испорченным настроением.

Выпив чаю с малиной, дочитала книжку. О космосе. О других цивилизациях. Истории с такими глобальными темами как судьба человечества на межгалактической арене и его возможное будущее всегда отвлекала и наглядно демонстрировала мелочность личных проблем.

Сейчас этого эффекта хватило ненадолго. Еще куда ни шло – вот первый месяц я вообще была не в состоянии воспринимать любой текст, и перенаправить поток мыслей на его понимание не представлялось возможным. Думалось лишь об одном. Причем все время за исключением недолгого сна. Сейчас я хотя бы могу ненадолго отвлечься чтением – уже прогресс. А в остальном ничего не изменилось.

Конечно, есть люди несчастнее меня, и ничего выходящего из ряда вон со мной не случилось. Наоборот – все до тошноты банально и прозаично. Вот только я не настолько злой человек, чтобы меня утешала мысль о том, что кому-то еще хуже, чем мне.

Это очень по-человечески – радоваться горю ближнего, радоваться тому, что у тебя-то не так все плохо. Но, видимо, во мне что-то не так. И я всегда была такой. Не-такой. Возможно, поэтому моя жизнь несчастна.

Знаю, что начало отличное. То, что надо для первого знакомства – пожаловаться на злую участь и особенную судьбу. Но, тем не менее, только с этого я и могла начать.

Я полагала, в мире вымерли люди, способные предложить помощь незнакомому человеку. Но жизнь коварна: она направляет основные силы на разрушение того, во что человек твердо верит, в чем основательно убедится.

На следующее утро я, в толпе подобных мне студентов с солидными сумками, набитыми под завязку, стояла на перроне и ожидала поезд. Завтра занятия. И, удивительно, некий молодой мужчина просто подошел ко мне и настойчиво попросил принять его помощь в транспортировке моей сумки с перрона в вагон. В существовании подобных явлений я давненько стала сомневаться, уже пообвыкла тянуть все на себе, поэтому, шокированная, закивала и поблагодарила незнакомца. Он был из тех, кто не в моем вкусе, но и не вызывает открытого отвращения. Да и, если говорить начистоту, теперь мало какой мужчина вызывает у меня хотя бы симпатию. Этот, несомненно, вызвал. Чему я удивилась еще больше. Но сердце не молчало – оно тут же предательски больно сжалось, напоминая мне о том, о том…

Да, это неправильно. Я живу неправильно. Не в том смысле, что я делаю что-то не так. А в том смысле, что я, стопроцентно, думаю иначе и вижу этот мир тоже иначе, нежели окружающие люди. Я замечаю многие вещи, от которых взгляд общества отворачивается – молодого человека с погонами, который прямо в автобусе, при всех, закладывает под губу какую-то травку из маленького пакетика и встряхивает головой; бездомного, спящего на лавочке в центральном сквере (его словно не видит никто, никто не подумает, что он, может, замерз уже насмерть, околел за ночь), и многое другое.

Мне двадцать лет, и времени полностью убедиться в своей несхожести с другими по образу мышления оказалось предостаточно. А вот решить, хорошо это или плохо – тут всей жизни, наверное, не хватит.