Падение Света - страница 3

Она стала напоминанием о том, о чем они не хотят думать накануне боли и ранений, и потому шла не замечаемая, слишком плотная, чтобы быть привидением, но вызывающая те же суеверные чувства. Разумеется, такое можно сказать о любых привидениях — по крайней мере, живых. Мир ими полон, плотными, но не вполне материальными, они день за днем блуждают невидимые, грезя о не наступившем еще моменте, воображая единственный совершенный жест, который вызовет во всех сладкий шок узнавания.

Знамя над командным шатром — золотое солнце на синем поле — было прямо впереди; подходя ближе, она заметила пустоту вокруг шатра, словно некий незримый барьер отгородил пространство. Ни один солдат не подходил близко, а стоявшие по периметру отвернулись. Через миг она услышала крики изнутри, полные сдерживаемого гнева реплики: голос Веты Урусандера, командира Легиона и ее приемного отца.

Отвечавшие Урусандеру говорили тихо, их бормотание не смогло пробиться сквозь полотнище стены и казалось, владыка спорит сам с собой, будто одержимый голосами в голове безумец. На короткий миг Ренарр подумалось, что он один в командном шатре. И, войдя, она увидит его жалким и униженным. Она вообразила, как смотрит, до странности равнодушная, а он поворачивает к ней смущенное, озадаченное лицо. Но миг этот улетел, она была уже близко ко входу, завешенному грязным брезентом — будто одеялом нищего.

Входной клапан зашевелился и отдернулся на сторону, вышел капитан Хунн Раал, разгибаясь и натягивая кожаные перчатки. Его лицо было красным даже под белой маской чудесного преображения… но оно всегда было красным. Капитан помедлил, озираясь, взгляд упал на Ренарр. Та замедлила шаги. Следом вышла одна из кузин, Севегг, на круглом белесом лице был слабый намек на выражение, вроде бы удовлетворенность — но лицо скривилось в гримасе, едва она заметила Ренарр.

Толкнув кузена, Севегг отступила в сторону и склонилась в насмешливом поклоне. — Если тебя трясет этим морозным утром, милое дитя, — сказала она, — зима не виновата.

— Меня уже не трясет, — сказала Ренарр проходя мимо. Однако Хунн Раал схватил ее за плечо. Она замерла.

— Не думаю, что он придет в восторг от твоего вида, Ренарр. — Капитан всматривался в нее налитыми кровью глазами. — Сколько плащей поражения может нацепить один мужчина?

— От тебя несет вином.

Ренарр нагнулась под входом и шагнула в шатер.

Лорд был не один. Усталая на вид лейтенант Серап — на два года старше сестры и на стоун грузнее — сидела слева на видавшем виды походном стуле. Сам Урусандер угнездился на таком же сиденье. Стол с картами занимал середину шатра, но был перекошен, будто его оттолкнули или пнули. Углы лежавшего на истертой поверхности пергамента с картой окрестностей вылезли из-под каменных прижимов и свились, словно желая скрыть изображение.

Кожа приемного отца Ренарр была такой белой, что почти просвечивала; он уставился на грязный брезентовый пол под не менее грязными сапогами. Волосы стали серебристыми, с отдельными золотыми прядями. Да и почти все в Легионе обрели белоснежную кожу.

Серап — лицо ее было суровым — откашлялась и произнесла: — Доброе утро, Ренарр.

Не успела та ответить, Урусандер встал, тихо застонав. — Слишком много боли, — буркнул он. — Воспоминания вначале просыпаются в костях, посылая боль во все мышцы, дабы старик помнил о каждом из прошедших лет. — Казалось, лорд не обратил внимания на Ренарр, всматриваясь в Серап. — Ты еще не видела моего портрета, верно?

Ренарр заметила, как лейтенант удивленно моргнула. — Нет, милорд, хотя говорят, талант Кедаспелы был…

— Его талант? — Урусандер оскалил зубы в безрадостной улыбке. — О да, поговорим о его таланте, ладно? Глаза обручены с рукой. Умелые мазки гения. Мое подобие верно поймано в тонком слое красок. Ты могла бы поглядеть на мое лицо, на холст, Серап, и отметить, как точно передана глубина — как будто ты сама можешь шагнуть в мир, где я стою. Но подойдя ближе, если осмелишься, ты поняла бы: мое лицо лишь краски, тонкие как кожа, и ничего нет под ними. — Улыбка стала натянутой. — Вообще ничего.