Паломники Бесконечности - страница 31

— Материалисты попали в дурацкое положение. Они утверждают, что мысляший дух возник из мертвой материи внезапно, как-то сразу, возник из ничего. Это же акт божественного творения! Мистика! Идеализм я тоже обвиняю в односторонности и мистике. Нет, мир не идеален и не материален. Он един. Он не только бездумное мерцание звезд и кружение электронов. Он — пробудившаяся в живых организмах душа, он — мысль, ибо наша с тобой мысль проистекает оттуда. Наши с тобой самые тонкие чувства тоже оттуда, из Вселенной, породившей нас.

— И красота оттуда?

— Именно, именно! И красота оттуда! — подхватил старец. Он внимательно посмотрел на меня и рассмеялся. — Понимаю. Кажется, я имею дело с творцом прекрасного. Композитор? Поэт?

— Я художник.

— И отражаешь красоту мира, проникаешь в его душу? Замечательно. Странно: все согласны, что наш духовный мир отражает мир физический. Но все забывают, что наша душа не только отражение Вселенной, но и ее продолжение, о чем свидетельствует и наше с тобой вечное бытие.

— Однако бестелесное, нематериальное, — напомнил я.

— Не совсем так. Мы с тобой такая же объективная реальность, как и весь звездный мир. Мы реально существуем…

— И в то же время не существуем, — ввернул я.

— Да, нас как бы и нет. Вот это мне не совсем понятно. А вот это? — Дед снял с чайника крышку и постучал ею по камню. — Слышишь? Звенит. Но ведь в физической действительности нет ни крышки, ни звона. Что это? Продолжение моего «Я»? Эманация моей памяти? Моя мечта?

Сколько времени мы беседовали? Два-три часа? Или по календарю Вселенной прошли годы? Только вдруг холодом повеяло, в мире как-то разом все изменилось. Те две бледно-голубые звездочки, еле видимые издали, поискрились, померцали и на наших глазах погасли, испустив последние лучи. Догорало топливо и в нашем солнце, в нашем «камине».

Дед Мороз сник, сгорбился и, зябко поеживаясь, снова надел меховые рукавицы.

Ранее весело гремевшие меж камней ручейки и реки жидкой атмосферы, еле-еле светясь, вяло шевелились. Но вскоре погасли и замерзли совсем. Наступила тишина и сгустилась тьма.

— Умерла планета, — с грустью промолвил старец.

Солнце еще жило. Но уже не полыхали протуберанцы, струйные потоки на экваторе замедляли течение, исчезали воронки. Фотосфера, словно подергиваясь пеплом, туманилась, темнела и погасла совсем. Последний светильник Вселенной померк.

— Все. Умерло и время, — загадочно сказал Дед Мороз. — А время — душа мира. Погрузились душа и время в тягчайший сон, в глубокую нирвану.

— Ты, дедуля, говоришь что-то непонятное.

— Поразмыслишь, сам поймешь, — как-то скучно ответил дед.

Мы перестали видеть друг друга, но еще долго сидели на каменистом выступе. Молчали. И вдруг не так далеко перед нами возникло странное видение — средневековый замок с зубчатыми стенами, с бойницами, башнями и переходами между ними.

— Слетаются, мерзавцы, — с ненавистью заговорил дед. — Торжествуют, гады.

— Что за гады и что за мерзавцы? — спросил я. — Чья-то эманация? Проекция памяти?

— Да, такое же миражное порождение чьей-то памяти, как наш чайник. Что за гады, спрашиваешь? По случаю кончины Вселенной там собираются черные силы. Или рыцари тьмы, как они себя называют., Рыцари зла.

— Любопытно.

— О, раньше было очень любопытно. Ежегодно слетались сюда интересные рыцари — бывшие ученые и философы, такие же бестелесные духи, каковы и мы сейчас. Но какие страсти, какие жаркие споры! Ну прямо как в земной жизни. Собирались в замке в основном сторонники странной концепции: движение и жизнь, по их мнению, болезнь, ее лихорадочный жар и судороги. То ли дело нынешняя мертвая Вселенная, ее вечный покой. А покой — гармоническое равновесие бытия. Это совершенное бытие, которое уже ничего не вожделеет, ни к чему не стремится. Мир пребывает в счастливом равновесии и покое. Говорили, конечно, ерунду. Утешали себя, что ли? Но с ними было интересно поспорить. А сейчас? Куда все девалось? Да, выродились рыцари тьмы в рыцарей зла. Собираются сейчас какие-то подонки и устраивают ежегодные пиршества зла.

— Посмотрим? — предложил я.

Старец согласился. У главных ворот, освещенных чадящими факелами, нас встретила стража — закованные в доспехи рыцари с алебардами. Нас не только пропустили, но и приветствовали как своих.