Память всех слов - страница 26

Он помнил вкус таких крыс, потрошенных обломком ножа, найденным на свалке, и печенных на горсточке щепок от древесины, выброшенной морем. Если бы Толстый не приметил его однажды на улице… ладно, если бы Альтсин однажды не попытался обокрасть Цетрона и не был им пойман, мог бы не дожить и до двенадцати лет. Может, именно потому он любил эти ночные странствия монахов; было в этом нечто… проклятие, он не находил точного выражения – просто было в этом что-то хорошее. Наполнить желудок голодного, напоить жаждущего, перевязать раненого… И – это уже его личный вклад – бросить в деревянные миски несколько медяков или обрезанную десятку. В принципе, нищим нельзя давать деньги, поскольку те потратят их на дешевое вино, но, яйца Близнеца Моря, это же его деньги, и если мог благодаря им облегчить кому-нибудь жизнь, то не всяким там умникам совать туда нос. Особенно таким, кто никогда не бродил ночами по закоулкам каманского порта.

Нынче после заката он должен был выйти на обход вместе с братом Найвиром и братом Домахом. По крайней мере скучно не будет.

Колодец был пуст. Сан Лавери мерзко выругался. Деана уголком глаза приметила, как один из сопровождавших их иссарам кивнул товарищу, обронил несколько тихих слов и четверо исчезло между скалами. У прошлого сухого водопоя они сделали то же самое. Она же решила, что попытается узнать, что они нашли, позже, а теперь просто оперлась о повозку, скрываясь в тени, руки ее поглаживали рукояти тальхеров. Чувствовала Деана себя так, словно кто-то уставился на нее поверх арбалетной стрелы.

С третьего дня пути она знала: что-то не в порядке.

Источники на пути были осушены. Все шесть. Каменные углубления, желобки между скалами, прудики, обведенные кругами старательно выложенных камней. Всюду сухо, словно во рту у тысячелетнего трупа, лежащего в песках Травахена. Правда, перед ними этой дорогой шли коноверинцы и их слоны, но за несколько дней водопои должны наполниться хотя бы частично. Кроме того, в пустыне никогда не осушают источники до дна, в ином случае вода может уйти в глубь земли и уже не появиться. Если коноверинский караван так сделал… Но нет, у них были местные проводники, а те знали законы пустыни. Кроме того, шли они с собственными припасами.

Нет. Что-то было очень неправильно. В двух местах, похоже, источники пытались углубить, вал камешков, окружавший ямы прудов, выглядел слишком свежим, словно предыдущий караван тоже не нашел воду. Но все же отправился дальше. Что ж, на середине пути лежало Око Владычицы, глубокий, в триста футов, колодец, выкопанный в живой скале две с половиной тысячи лет назад по поручению самого Харуды. Знаки на каменной облицовке были вытерты ветрами и бесконечным числом ладоней, набожно ее оглаживающих. Гласили же они, что «Колодец выкопан по поручению Харуды в год двадцатый и первый после Явления, когда он повел своих Верных против самондейцев». Легенда гласила, что колодец этот не пересыхал никогда, по крайней мере, Деана – а была она Песенницей Памяти – не слыхала о том, чтобы Око Владычицы поскупилось на свои слезы для путников. До сегодняшнего дня.

Сама не могла в то поверить, но ведра, опускаемые по воду, вытягивали без следа влаги, а брошенный внутрь камень не отзывался плеском. Черное отверстие, казалось, насмехалось над ними.

Деана сильнее оперлась о борт повозки, почувствовав, как та зашаталась. Плохо. Еще пару дней назад она даже не дрогнула. Их запасы воды сократились уже на три четверти, караван ведь рассчитывал на пустынные источники, а теперь перед ними начиналась самая трудная, сухая часть Сак Он Валла. Местность там почти постоянно идет вверх, животные станут больше уставать и больше пить. Верблюды наверняка выдержат, их горбы еще наполнял жир, но кони, как верховые, так и тягловые, падут на половине дороги. О людях Деана переживала меньше всего, знала рассказы об отчаянном человеке, который, обладая лишь баклагой воды, странствовал по пустыне двенадцать дней.

Как всегда облаченный в синь, Сан Лавери отыскал ее взглядом и жестом попросил приблизиться. Он стоял около колодца в сопровождении Ганвеса х’Нарви, командовавшего иссарскими охранниками, и темного капитана кувийских лучников, просивший называть его Веткой.