Памятник Дюку<br />(Повести) - страница 7

— Не знаю, — резко обернулся Артамонов, — не спрашивал… Катей ее зовут.

— А номер машины запомнил?

— Когда женщина рожает — тут не до номеров.

— Ловко! — воскликнул Северцев. — Уехала, и концы в воду!.. Эх, Артамонов, хитер же ты!

Северцев еще более упорно, чем я, настаивал на виновности Артамонова. И это, если угодно, вдруг поколебало мои подозрения.

— Идите, товарищ Артамонов! — стараясь быть суровым, произнес я. — С вами командир роты разберется.

Он вздохнул, растерянно оглядел всех нас и вышел из палатки. Я же отправился к лейтенанту Корневу доложить о происшествии. Но пока я шел, у меня созревал иной план.

Хотя рассказ Артамонова и выглядел на первый взгляд неудачной выдумкой, все же надо это проверить. Ведь если все правда, он совершил поступок гуманный. А если неправда? Тогда любое наказание будет для него недостаточным…

Ну на что, спрашивается, он мог потратить два часа? Здесь у него знакомых нет. В Ленинград за это время он бы съездить не успел. Если же кто-нибудь приехал к нему, так он мог подойти к лагерю и попросить разрешения поговорить с гостем.

Нет, здесь не так-то все просто! И я не должен поддаваться первому впечатлению.

Я с такой убежденностью изложил дело Корневу, что он сам зажегся идеей довести все до конца.

Выйдя из палатки лейтенанта, я тут же отправился на узел связи и позвонил в ближайшую гражданскую больницу.

Да, трудненько пришлось в поисках истины!.. Во-первых, услышав, что я интересуюсь роженицами, дежурные телефонисты стали вовсю проезжаться на мой счет. Я тут же получил кличку «счастливый папаша».

Что ж, пришлось с этим примириться. Но, к сожалению, в сельской больнице женщины по имени Екатерина не нашлось. Куда еще звонить? Какие еще населенные пункты лежат вдоль шоссе? А вдруг машина увезла женщину в Ленинград? Там ее не разыскать…

Я все больше и больше убеждал себя в том, что Артамонов говорит правду. Но как это доказать?.. Дозвонился еще до трех больниц; в них были Кати, но все они поступили или вчера, или несколько дней назад.

Я вернулся в палатку в самом мрачном состоянии духа. Артамонов, присев на койку, пришивал к гимнастерке чистый воротничок. Эпическое спокойствие, с которым он это делал, вызвало у меня прилив тихого бешенства.

«Я за него страдаю, — думал я с негодованием, — а он себя ведет так, как будто ничего не случилось».

— Артамонов, зачем мнете койку?., — сорвал я свою злость. — Пересядьте на скамейку!

Он встал и покорно вышел.

— Эй! Счастливый папаша! Поди сюда!..

Я обернулся. Из окна полковой телефонной станции высунулся сержант Бобров. Он махал мне рукой, но я не собирался останавливаться. Сыт по горло его насмешками!

— Папаша! — снова крикнул он. — Поди же скорее сюда! Женщина нашлась!

— Шутишь?!

— Какие могут быть шутки? Иди к воротам! Там шофер плащ-палатку привез! Говорит, ребенка в нее пеленали… Иди быстрей!

Через минуту я уже был на контрольно-пропускном пункте.

Посреди дороги, разговаривая с дежурным, стоял невысокий молодой шофер в промасленном ватнике, с зеленой плащ-палаткой в руке.

— Кого ждете? — спросил я и шумно перевел дыхание.

Шофер улыбнулся.

— Тут одного бойца… Крестного отца, можно сказать… Он в плащ-палаточку ребенка принимал. — Шофер переглянулся с дежурным, и оба весело подмигнули друг другу. — Вот решил завезти. Имущество все же казенное. Попасть может!..

— Это же мой Артамонов! Он в моем отделении! — радостно крикнул я.

— Ну, ему и передайте!

Шофер торжественно вручил мне плащ-палатку, залез в кабину и, развернув машину, уехал.

Когда я вернулся, Артамонов все еще сидел на скамейке, орудуя иголкой с ниткой. Я бросил плащ-палатку к его ногам.

— Возьми!..

Он взглянул на нее, даже потрогал, потом поднял на меня необыкновенно счастливые глаза. Таких я, кажется, еще никогда не видел!..

Стажировка подходит к концу. Скоро вернется Козлов, и я сдам ему отделение.

Но жизнь пока идет своим чередом.

Со всеми бойцами у меня установились ровные отношения. Только Северцев липнет, старается услужить, каждое приказание, как говорится, ловит на лету.

И надо же случиться, что именно он дважды опоздал в строй. У меня чесались руки его проучить.