Пан Самоходик и загадки Фромборка - страница 7

Что касается меня, я всегда считал Батуру незаурядной личностью. Обладающий блестящим умом, он являлся великим знатоком антиквариата и произведений искусств и выдающимся детективом. Если бы он был моим другом или помощником, я уверен, что ни одна из великих тайн связанных с пропавшими коллекциями не осталась бы нерешенной. Но Батура любил деньги, элегантную одежду и прекрасную жизнь, которую скромная заработная плата музейного работника не могла ему обеспечить. Вот почему он был мне не другом, а противником. И это был не обычный противник, а противник чрезвычайно умный и хитрый.

Поэтому, когда он вошел в „Гоноратку“, я понял, что сделка не состоится. Его появление в кафе не могло быть случайным. Очевидно, именно он стоял за историей с этими редкими монетами, которые были проданы нашим музеям.

— Будешь кофе? — вежливо спросил я.

— Конечно, — улыбнулся он. — Ведь для этого я и пришел в кафе.

— Неужели? Я же думаю, что ты вошел сюда, чтобы осмотреться, здесь ли куратор, и можно ли безопасно совершить сделку. И когда ты увидел, что я здесь, и наблюдаю за куратором, ты позвонил той женщине, которая должна была прийти сюда, и все отменил.

— О чем ты говоришь, Томаш? В чем дело? Какая женщина?

— Вы знаете эту женщину, а не я. А также у вас есть из Копаницы.

— Б? Дорогой Томаш, ты шутишь. Это очень редкая монета, а я, как вам известно, не коллекционер.

— У вас действительно есть дукат Локетека? — спросил я, игнорируя его слова.

Он тяжело вздохнул.

— Что с тобой, Томаш? Неужели и ты веришь, что существует второй экземпляр этого дуката?

— Представь себе, Вальдек, какая-то женщина предложила по телефону директору Марчаку, продать этот дукат. За сто тысяч. Как ты думаешь, шутка ли это?

Батура задумался на мгновение. Для меня было очень важно, как ответит на этот вопрос. Если начать издеваться, это значит, что, вероятно, не имеет ничего общего с этой историей. Однако, если отнесется серьезно, я буду почти уверен в его участие в истории с монетами.

— Золотой дукат? Второй экземпляр дуката? — начал рассуждать Батура. — Ну что ж, у лжи короткие ноги. Первая же проверка ее разоблачит. Но, самом деле уже давно ходят слухи, что существует второй экземпляр дуката Локетека. Может быть, его владелец хочет вам его продать? Сумма не большая, принимая во внимание редкость монеты.

— Почему запросили сто тысяч, а не миллион? — спросил я.

— Я не знаю, и откуда мне знать? Я полагаю, однако, что этот человек реалист. Он понимает, что музеи не обладают большими бюджетами. За сто тысяч злотых музеи могут купить второй экземпляр дуката, но они не станут покупать его за миллион, потому что у них нет миллиона.

— Тогда почему он не продаст его за границей? Он получил бы такую ​​сумму, что мог бы жить безбедно много лет. Вывезти дукат не составит труда: он тонкий, как бумага, и размером с ноготь.

— Я не знаю, Томаш, — пожал плечами Батура. — Ты меня спрашиваешь, словно я ясновидящий. И я не могу дать ответа.

Я не сдавался.

— А ты, Вальдек? Что бы ты сделали, если бы у вас был золотой дукат Локетека? Я убежден, что вместо того, чтобы получить за него сто тысяч злотых, ты бы вывез его за границу и продал за несколько сотен тысяч долларов на каком-нибудь международном аукционе.

Батура покачал головой.

— Ты ошибаешься, Томаш. Я знаю, что ты считаешь меня негодяем, потому что для тебя каждая старинная вещь является национальной святыней, а я осмеливаюсь торговать этими святынями. Но все не так просто. Я могу торговать старыми масляными лампами, старыми саблями и стильной мебелью, но это не значит, что если бы у меня была действительно бесценная вещь для нации, как второй экземпляр дуката, я бы продал ее за границей. Я тоже патриот, Томаш, хотя и немного отличающийся от тебя. И поверь мне: если бы я знал, что есть кто-то, кто действительно хочет продать что-то поистине бесценное за границу, вывести ее из нашей страны, я передал бы его в руки милиции. Что не означает, Томаш, что я не буду и дальше продолжать торговать старыми масляными лампами, мебелью или быть посредником в продаже старых икон. Запомни: я способен на то, что, по вашему мнению, является нечестным, но я не собираюсь становиться подлецом.