Пан Тадеуш - страница 14

стр.

Пан говорить хотел — кровь хлынула из горла.
Попала пуля в грудь. Взглянувши на ворота,
Успел он указать мне пальцем на кого-то.
Соплица! Замер я, от злобы холодея,
По росту, по усам я угадал злодея!
Он Стольника убил. Ружьё ещё дымилось,
Не опустил его ещё он, ваша милость.
Тут я прицелился, стоял он недвижимо,
Два раза выстрелил — и оба раза мимо:
На мушку взять его отчаянье мешало!
На пана глянул я — его уже не стало!»
Гервазий зарыдал, лишь вспомнил о потере,
И дальше продолжал: «Враги ломились в двери,
Сознание моё от горя помутилось,
И я не понимал, что вкруг меня творилось.
Но, к счастью, подоспел на помощь Парфянович,
Привёл Мицкевичей лихих из Горбатович [19],
Бойцы как на подбор! и как один все двести —
Противники Соплиц, мечтавшие о мести! [20]
Так славный пан погиб, благочестивый, бравый,
В роду которого и кресла, и булавы! [21]
Он хлопам был отец, брат шляхте. К сожаленью,
Он сына не имел отмстить за преступленье.
Я был его слугой и обмакнул я в рану
Кровавую свой меч. Известен «Ножик» пану [22].
Прошла молва о нём, он потрудился честно.
На сеймах, сеймиках, в округе — всем известно!
Соплицам отомстить поклялся я сторицей,
Пока на их костях мой меч не зазубрится!
Двоих убил в бою, двоих же в драке рьяной,
А третьего спалил в избушке деревянной.
Он спёкся, как пескарь, когда на Кореличи
Напали с Рымшей мы [23]. Соплицам без различий
Всем уши я кромсал. Один лишь в целом свете
Соплица уцелел, до сей поры в повете:
Брат Яцека родной, брат подлого злодея
Живёт и здравствует, спокойно богатея!
Вкруг замка Стольника шумит его пшеница,
И в должности судьи панует пан Соплица!
Уступишь замок ты, чтобы Соплица мерзкий
Кровь пана моего топтал ногою дерзкой!
Пока Гервазий жив и палец хоть единый
Он может положить на «Ножик перочинный»,
Висящий у него над стариковским ложем,
До той поры Судье мы уступить не можем!»
Граф руки распростёр и так воскликнул с жаром:
«Мне по сердцу пришлись развалины недаром,
Хоть я не знал тогда, что в этих самых стенах
Так много было драм и повестей бесценных!
На замок родовой свои права докажем,
Дворецким будешь ты — фамильной чести стражем.
Все струны чувств моих преданием задеты,
Жаль, не ночной порой поведал повесть мне ты!
Закутавшись плащом, я сел бы на руинах,
А ты бы речь повёл об ужасах старинных.
Как жаль, что ты лишён рассказчика призванья,
Читал я много раз подобные преданья!
Шотландские дворцы скрывают преступленья
И замки Англии, везде без исключенья!
Там каждый знатный род, покрытый древней славой,
Скрывает ужасы истории кровавой!
Идут из рода в род убийства роковые,
Но в Польше слышу я подобное впервые.
Я чувствую, во мне Горешков кровь струится,
От мщенья моего не скроется Соплица.
Немедленно порву с ним всякие сношенья.
Решает пистолет, и шпага жаждет мщенья!
Так честь велит!» Сказал и к выходу пошёл он.
Гервазий брёл за ним, печальной думой полон.
Из замка вышел Граф, взглянул он на ворота
И на коня вскочил, вздыхая без отчёта.
«Жаль, нету дочери у старого Соплицы,
В которую б я мог без памяти влюбиться.
Не признаваясь ей, таить в душе мученья,
Бороться и страдать, не победив влеченья!
Рассказ бы выиграл от затаённой страсти,
Тут ненависть и месть, а там — любовь и счастье!»
Так размечтавшись, Граф помчался рысью скорой:
Он ловчих увидал недалеко от бора.
А Граф был истинным любителем охоты.
Едва завидев их, забыл он все заботы,
Ворота миновал и парники с рассадой,
Но задержал коня пред низенькой оградой;
Был сад.
Построились там яблони рядами
И осеняли луг. Над пёстрыми грядами,
Склонивши лысины, взошли кочаны густо,
О судьбах овощей задумалась капуста.
Кудрявую морковь горох оплёл стручками,
Уставясь на неё зелёными зрачками.
Там золотой султан взносила кукуруза;
Тянулась далеко за дыней толстопузой
Распущенная плеть, и развалились дыни
На грядке бураков, как гостьи, посредине.
Где провела межа черту по ровным грядкам,
Шеренга конопли следила за порядком.
Похожа конопля на кипарис зелёный,
И запах и листва ей служат обороной;
Уже не выбраться из зелени дремучей
И одуреть червям в листве её пахучей.
Казалось, мотыльки на стебли мака сели,
Расправив крылышки, которые блестели,
Как будто вкраплены в них самоцветы были,