Панночка - страница 8
Философ. Ну, до свиданья, ребята-товарищи! Я пошел!
Явтух. Э, погоди, пан Философ, ты еще не отведал наших колбас. Потому как поминальные колбасы все же будут, как вы тут и говорили.
Философ. Вот какое дело, друг Явтух. Вспомнил я, что осталось в Киеве одно очень важное дело, и такое хитрое, что требует неотложного моего присутствия.
Явтух. Нет, пан Философ, не прощай пока. А скажи-ка лучше, где и при каких обстоятельствах ты познакомился с нашей Панночкой?
Философ. Не знакомился, ей-богу, не знакомился. Еще никакого дела с панночками не имел, сколько ни живу на свете. Цур им, чтобы не сказать непристойного.
Явтух. Этого теперь не узнать, только назначено тебе, пан Философ Хома Брут, три ночи читать молитвы.
Философ. Я не буду.
Явтух. Самолично от Панночки поступило такое предсмертное желание, а пан сотник все выполнит ради своей любимой дочки.
Философ. Тут дьякон нужен, ребята, или в крайнем случае дьяк, они народ толковый и знают, как все это уже делается, а я… Да у меня и голос не такой, и сам я черт знает что. Никакого виду с меня нету.
Явтух(оглядывает Философа). Это так. А вот мы тебя приоденем. Ребята, снимай, что есть лучшего.
Козаки молча складывают к ногам Философа кто свитку, кто шапку, кто пояс.
Философ. Дорош! Дорош! Зачем же ты свитку свою кидаешь! Ведь так мы с тобой сошлись было! А тебе не жалко… свитки?
Дорош со вздохом отходит от Философа.
Спирид, и ты! И не жалко тебе шапки? Козаки народ прижимистый, Спирид, жадный, а ты что ж не жалеешь своей шапки? Я ж к тебе всей душой, хлопец, думал я, что ты разумный человек, а в тебе, оказывается, нет сердца. Совсем нет. (Явтуху.) Эй, дядько, пожалей своего пояса. Видно, что лучший твой пояс. Эти ребята ладно, они молодые, они еще себе добудут и свитку, и шапку, но ты-то седой уж дядько, вон, даже брови у тебя седые, а добра не жалеешь. Грубый вы народ, ребята. Так католик не сделает, как вы сделали с пришлым человеком.
Явтух. Отчего же Панночка не другому кому, а тебе назначила читать?
Философ. Как же это растолковать, дядько? Известное уже дело, что панам подчас захочется такого, чего и самый наиграмотнейший человек не разберет!
Явтух. Да не врешь ли ты, друг Хома?
Философ. Вот на этом самом месте пусть громом так и хлопнет, если лгу! Забери свой пояс, Явтух!
Явтух. Ну, значит, ты известен святою жизнию своею и богоугодными делами.
Философ. Кто? Я? Я… святою жизнью? (Оглядывает всех.) Вы с ума сошли, ребята. Сами же вчера все вместе горилкой упились, а нынче… (Глядит на Хвеську.) Уходить ведь хотел уже, на красоту загляделся…
Явтух. Это ничего, это совместимо, вполне. Одевайте его, ребята.
Философ. Стойте! Да я, насчет святой жизни… хоть оно и непристойно сказать, ходил к булочнице против самого страстного четверга!
Явтух. Ну… верно уж недаром так назначено. Одевайте.
Одевают Философа.
Хвеська. Ой, жалко хлопчика! (Плачет.) Красивенький, погубленный! Явтух. Уйди, баба! Принеси горилки да поесть! Ну что, ребята, приуныли? До ночи еще далеко!
Хвеська уходит.
Дорош. А и то хорошо сказал, Явтух! А что ж, Явтух неплохо сказал.
Спирид. А к тому же, если ученый человек, то и… простоит как-нибудь три-то ночи!
Явтух. А что ж не простоит, простоит! Вон козак-то какой! А и не стал бы Дорош тебе свою свитку давать, если б не желал ее назад получить!
Дорош. Вот это хорошие слова! Не стал бы, друг Хома! Лучшая ведь свитка. Одна моя единственная свитка.
Явтух. А и не стал бы тебе Спирид шапку давать, если б не ждал ее назад получить.
Спирид. Нет, не стал бы. И Явтух пояса не дал бы. Он самый жадный здесь. Он уж точно не стал бы!
Философ. Простоять-то, конечно, можно, да и дело-то это в общем плевое. Гот не козак и не мужчина, кто три ночи не простоит… над гробом.
Явтух. Козак простоит.
Философ. А и простою, пожалуй!
Явтух. И простоишь.
Дорош. Хорошо!
Спирид. Так и Шептун говорил, а Шептун врать не будет, потому что он мой кум, что если б глупая Шепчиха не испугалась тогда и отдернула Панночку от своего горла, то и теперь бы жива была, и никто бы с нее кровь не выпил.
Философ. Ребята, отпустите вы меня! Ведь я сирота!
Визжат свиньи.