Паноптикус - страница 3
— Как ты находишь данную особь? — спросил у него Владислав, махнув рукой в сторону изображения.
Андроид мельком взглянул на экран, словно боясь оскорбить своим взглядом священную картину насыщения ксеноморфов:
— Очень развитой экземпляр в возрасте примерно шести лет. Идеальное строение для подобного вида.
— То-то же, — возбуждённо потрясал щипчиками Людцов, — я тоже так думаю: идеальное строение для подобного вида. В нём есть что-то особенное, ты не находишь?
— Нет, не нахожу. Никаких аномальных отклонений от нормы я не вижу.
— Это от того, что у тебя души нет. Ты не художник, ты не видишь прекрасного. А этот экземпляр прекрасен — Аполлон среди ксеноморфов.
— Смею заверить: у вас тоже нет души.
Говоря это, Еремей помогал одеваться кибернетику. Собственно, он даже не помогал, а просто его одевал, поскольку данная функция с некоторых пор вменялась андроиду в обязанность. Он одевал взрослого мужчину, словно тот был малое дитя. Владиславу сие доставляло удовольствие, он послушно просовывал свои ноги в штанины брюк. Ноги при этом выглядели вялыми и бесполезными. Можно было подумать, что кибернетик — инвалид. Людцов двигал своими конечностями как будто те были ненастоящими, какие-то случайно оказавшиеся под рукой, резиновые части тела, безжизненные куски человечины. Еремей терпеливо упаковывал в одежду расползающееся по сторонам, непослушное мясо, придавая ему тем самым более-менее упорядоченный вид. Он как будто расфуфыривал амёбу, напяливал на амёбу глупые человеческие шмотки, вливал её протоплазму в заранее приготовленный сосуд, навязывая ей крайне неуместную форму взрослого мужика. Вся инициатива находилась в руках у андроида. Наконец всё было законченно. После нескольких минут сопения, возни и шарканья, Владислав оказался облачённым в свои достаточно незамысловатые тряпки.
— Сколько у нас ещё осталось контейнеров? — спросил он, очевидно обдумывая какую-то свою мыслишку.
— Пять, — ответил Еремей; он отошел в сторону, словно любуясь делом собственных рук: получилось как всегда — кибернетик как кибернетик.
— Приготовь контейнер номер четыре. Через часок мы выходим на поверхность, на кормёжку. Всё подготовь.
Андроид равнодушно кивнул головой. Равнодушно-то равнодушно, но не совсем: какая-то лёгкая тень легла на чело Еремея. Легла и тут же бесследно исчезла — вроде и не было вовсе. Опечалился ли робот или нет, поди разбери. Может и не было ничего, а так — игра воображения, полёт разгулявшейся фантазии.
— Кстати, как там поживает наш пациент? — словно между делом поинтересовался кибернетик.
— Состояние стабильное, без изменений.
— После кормёжки, я, пожалуй, наведаюсь — соскучился, — и Людцов скабрёзно похлопал себя по паху жестом совсем не элегантным и не аристократическим: не маркиз де Людцов, а какой-то поддатый сатир.
За пределам каюты «маркиза де Людцова» космический корабль рассыпался. За её пределами он скорее походил на свалку чем на звездолет последнего поколения. А ведь ещё недавно он сверкал в вакууме свей суперсовременной изоляционной обшивкой — звезда среди бесчисленного множества звёзд. Сверкал, сверкал и досверкался. Что произошло, в чём причина аварии, кто виноват в случившемся — вопросы, которые безнадёжно повисли в воздухе и на которые никто до сих пор не может ответить. Да и кому, собственно отвечать — отвечать, собственно, почти некому. Войдя в атмосферу планеты, «Экзис» потерял конструктивную целостность, он раскололся надвое и одна треть его горящим болидом ушла в сторону Южного полюса, а остальная часть вместе с манёвровыми двигателями спикировала на Западный континент. Во время катастрофы наличный состав экипажа в большинстве своём находился в состоянии глубокого биоза. Из бодрствующих три человека оказались на оторвавшемся куске звездолёта. Из остальных пятерых двое погибли в ходе жёсткой посадки, а тем кто выжил было не до гипотетических вопросов — им предстояла серьёзная борьба за место под солнцем. Так что да — отвечать, считай, некому.
Две трети космического корабля «Экзис» спикировало на Западный континент в районе горного хребта Хрепс. Назвать посадку мягкой не поворачивался язык. Выйдя из своей каюты Людцов оказался в лабиринте полуразрушенных, бледно освещённых коридоров. Некоторые из них были расчищены от завалов, некоторые — нет, оставаясь похожими на городскую свалку. Как ни странно, но контур звездолёта сумел сохранить свою герметичность, несмотря на аварийный режим посадки. Обшивка сделала своё дело, видать недаром она так празднично блистала посреди звёздочек Мироздания — имела на то, как не крути, полное право. Правда теперь внутреннее пространство корабля более всего напоминало Содом и Гоморру. В этом распутстве, вырванных со своих мест предметов и оборудования, можно было блуждать сутками напролёт. Многие коридорные скрепы потеряли свою первоначальную форму, деформировавшись во время столкновения с почвой. Всюду валялись фрагменты внутренних конструкций, осколки стекла, металлические ящики, пачки каких-то бумаг. Большинство автоматов-уборщиков были выведены из строя, другие оказались под завалами тяжёлой негабаритной техники. Чтобы их освободить, требовалось привлечь специальное оборудование, а сделать это, опять же, было невозможно из-за критической нехватки рабочих автоматов первой необходимости. В сравнении с каютой кибернетика здесь царил полный хаос, ничего общего с рафинированным будуаром «маркиза да Людцова».