Пантелей - страница 3

Я стал у края, на самый конек, трухлявый и потрескавшийся. Мне кричали снизу, грозили кулаками — я ликовал: хоть на минуту я стал сильнее, смелее и выше всех домашних. Я даже постоял на одной ноге, а другой как бы пробовал шагнуть в пустоту. Отец сперва тоже что-то кричал, потом махнул рукой, толкнул в сени мать и ушел сам, сказав:

— Его там, видно, сам черт держит.

Скоро плюнули на меня и ушли, не дождавшись, как я слезу с крыши или, сморенный маком, упаду на навозную кучу. Я же слез незамеченный, под сараем забрался в лошажью колодку и, угнездившись в сенной трухе, уснул. Этот раз я спал всю ночь, спал до полдня и проснулся по собственному желанию, не найденный. Я радовался тому, что как нянька потерял доверие, хотя нянчился до самой осени. Усерднее стала подглядывать за моим нянчаньем соседская девчонка. Племянник подрос, стал на ноги, и я радовался, что избавлен от непосильной ноши. В одно утро невестка полезла на сеновал и меня не обнаружила. Она искала меня по стайкам, по всем углам двора, чердак обшарила, но я, как и в тот год, вернулся из школы с карандашом и тетрадкой.

— Учиться, шельма, ходил! — подошла ко мне невестка. — Без спросу, без разрешенья.

Но отец покосился на нее, сел на табурет и долго глядел на меня загадочно.

— Пошто не сказался, что в школу ушел?

— На што? — спросил я и взглянул в глаза отца: они соглашались со мной.

— Шабаш! — сказал отец домашним. — Учиться пошел. Не трожьте. Сами понянчитесь.

Невестка пожала плечами, брат заворчал:

— Ладно, Санька. Купим мы тебе катанки. Жди!

Катанки мне все-таки купили. Это были первые новые за мою короткую жизнь катанки. До того я довольствовался обносками. Я словно обезумел, надев обновку. Катанки, как игрушки, красовались на ногах. Я дико таращил глаза, хотелось прыгать, хотелось как-то выразить радость, но я страшно боялся; радость моя вызвала бы раздражение старших, слова мои насмешливо повторялись бы на разные тона. Я клял бы себя за то, что так глупо выпалил их. Словом, я не выразил радости перед домашними. Зато, как вырвался из дому, дал волю своим чувствам: я ставил ногу и боком, и прямо и на пятки заглядывал, и всяко было красиво. Я думал, мне позавидует вся школа, и пришел на час раньше, я носился по школьной ограде, кувыркался в сугробах, а в классе прыгал по партам и такой громоток устроил, что из своей комнаты вышел Семен Семенович и остановил меня:

— Свирепов! Что с тобой?

Я глядел учителю в глаза и тоже удивлялся, ужели он не видит, ужели так и не скажет ничего?

— Да у тебя катанки новые! — поднял брови учитель.

— Ну! — Подался я весь к нему, оглядел себя и не видел ни штанов с заплатками, ни рубахи, продранной в локтях, все заслонили мне катанки и великий праздник на душе. Вот и Семен Семенович порадовался. Видать, особенные они у меня.

Скоро класс наполнился ребятишками. Я разувался и совал им катанки померить.

— Братька мне купил! — кричал я звонко.

На уроке я заглядывал под парту, учителю отвечал рассеянно, а как тот попросил сочинить задачу, я и задачу сочинил про катанки. «Было у мужика пятьдесят рублей. Половину он отдал за шубу, пять рублей за гвозди, остальные потратил сынишке на катанки». Я понял, что не рассчитал, когда поднялся гомон в классе.

— Твои катанки и пяти рублей не стоят!

— Стоят! — оспаривал я. — И дороже стоят. Попробуй такие найди!

Скоро и дома узнали о цене моих катанок. Старший брат Нефед зубоскалил:

— Двадцатки ты сам не стоишь!

О своей цене я никогда не думал. Но цену мне, как и цену одноклассников, хорошо знал Семен Семенович.

— За что же тебе, Саня, валенки купили? — спрашивал он после уроков.

— Я нянчился, — отвечал я.

— За дело, стало быть. Велика радость за работу награду получить.

— А меня дома Пантелеем зовут, — жаловался я учителю.

— Слышал. А ты вот что помни: Пантелей — это хорошо. Ты стихов Никитина не знаешь, а Пантелей труженик был, жил славно, да беда за бедой в окошко к мужику стучалась, вот и запил. Но Пантелей — умный мужик, все перенес, он и где-то теперь живет в славе и достатке. Пора такая, власть такая пришла, чтобы Пантелею нашему легче стало. Кличут тебя домашние так по глупости и незнанию! Ты гордись этим именем. Стихи эти я тебе сейчас расскажу. Слушай-ка.