Паоло и Рем - страница 5
Но я смотрел на вид, на весь твой вид, и все было не то, понимаешь, не то!.. Я ждал...
И вдруг что-то проявилось, не знаю как, от подбородка шел к щеке, небольшими мазочками, то слишком грубо, то ярко, потом тронул чуть-чуть бровь... и вдруг вижу - приемлемо стало, приемлемо... вот, то самое выражение!.. - и я замер, стал осторожно усиливать, усиливать то странное, особенное, что проявилось...
Да? - ДА! Нет? - НЕТ!
И вдруг - Стой! СТОЙ!
Как будто карабкался и оказался там, откуда во все стороны только ниже. Чувствую, лучше не будет. И я закончил вещь."
Два года, с четырнадцати до шестнадцати, Зиттов возился с молчаливым и неуклюжим этим парнем, Ремом, сначала показывал, поучал, потом все чаще помалкивал, только скажет - "вот тут посмотри, и тут" - и отойдет. Как-то сказал:
- У тебя есть все, что нужно... и даже больше, гораздо больше.
* * *
С четырнадцати до шестнадцати - Рем рос с Зиттовым, тот крутился в этих сытных и тихих местах, шумел по пивным, потом притихал, писал маленькие картинки маслом по темному фону, болтал с Ремом о том, о сем, но все больше о живописи...
А потом говорит:
-Не могу больше, скучно здесь, народ какой-то мертвый, и все наперед измерено. Хочу домой, к своим идиотам. А ты, парень, не пропадешь. Больше я тебе не могу дать, сам не знаю.
Пиши как хочешь, не важно, тебе все можно. Только пиши о главном."
И не сказал, что главное. Или уже все сказал, что знал?..
Взял с собой одну картинку, портрет, пустой мешок, подмигнул Рему и ушел.
А ночью Пестрый, устроившись в ногах, с недоумением и тревогой слушал странные прерывистые звуки.
Зиттов дойдет до своей нищей земли, снова станет Ситтовым, изгоем, осмеянным местными пустыми и мелкими мазилами, сопьется и умрет в подворотне у крепостной стены старого города, с рваной раной на шее - от уха до уха, с него сорвут серебряный крестик, подаренный Ремом. А через много лет, здесь же, в музее у моря, молодой человек в красном берете будет смотреть из тьмы.
* * *
Беретик не налезал больше.
Три года прошло с тех пор как ушел Зиттов, но Рем крепко запомнил один разговор.
- Теперь у себя поучись, парень. Слушай себя, не оглядывайся ни на кого, не гнись, будь собой. И еще, знаешь, пришла мне в голову мысль, сходи к одному художнику, он недалеко живет. Все равно наткнешься, когда всерьез вырастешь, в этой колбасной стране больше не с кем говорить, мелковаты они со своими окороками да бокалами. Ты ведь знаешь, о ком я - Паоло, да.
Сходи к нему, года через два-три, хотя бы для интереса."
Дом опустел, дел никаких, а картины Рем летом не писал. Так что предстояло дело. Важное. Пора выполнить обещание, сходить к Паоло.
Надо, надо сходить... Ведь давно собираешься, и все никак, да?
Так что, наконец, решился пойти. Но прежде надо бы поесть, а как же...
* * *
Он делал это в любое время, когда ему хотелось, или предстояло что-то трудное решить.
Повернул обратно, вошел в дом, спустился в погреб и притащил оттуда кусок копченого мяса, был у него хлеб и немного отварной картошки. Он отрезал толстый ломоть мяса, неторопливо жевал его, закусывая хлебом, макал картофелины в кучку серых кристалликов на плоской тарелке. Взгляд его блуждал по большой полутемной комнате, из углов свисала паутина, по столу сновали тараканы...
На столе большая бутылка темнозеленого стекла, с серебряной наклейкой, в ней немного вина, он знал об этом, и ему казалось, что он видит красноватый слой около дна, но через толстую темную стенку он видеть не мог. Рядом с бутылкой лежала большая тарелка, желтоватый старый фаянс, тут же стояла граненая рюмка, в ней остатки вина, и этот коричневато-красный слой он видел точно; красноватые и розовые, фиолетовые отблески падали на тарелку, тонули в глубине бутылочной тени... На край стола небрежно брошено кухонное полотенце, серое, с красноватыми нитями, которые едва проявлялись на грязной ткани, но явственно торчали на краях, вылезали тонкими путаными линиями...
Он смотрел и не видел, жевал мясо, лихорадочно думая, что бы еще взять с собой, показать Паоло... Он сумеет показать, небрежно швырнет на пол свои холсты, как шкуры убитых животных - "вот!" - и Паоло в безмолвном восхищении разведет руками и скажет - "Вы мастер! Мне нечему вас учить!" И тут же понимал, что никогда так не скажет этот сухой вежливый старик, и хуже всего будет, если он неторопливо, слегка сквозь зубы, как обычно, говорили, он делал - процедит - "Неплохо, неплохо... А где Вы учились? И главный, коронный вопрос Паоло: