Папа ушел - страница 2

– Где? – эхом отозвался расстроенный Васька.

– На заводе, – подытожил Саныч. – Вот и будет солидарность рабочего класса с трудовым крестьянством.

Вечерело. По главной улице деревни, мимо сидящих на лавочках у заборов аполитичных обывателей, твердой поступью, чеканя строевой шаг, поднимая сапогами вековую пыль, шествовал Саныч, держа наперевес черенок от граблей с привязанным к нему кое-как красным флагом. За ним, то и дело сталкиваясь плечами, Васька и Петруха катили тачку с бессознательным Карасем. Над деревней торжественно, но нестройно неслось: «Мы наш, мы новый мир построим. Кто был никем, тот станет всем!».

КОЛБАСА С КРУЖОЧКАМИ

– Десять, пятнадцать, шестнадцать, восемнадцать, девятнадцать.

– Мам, – Настя тянула за локоть. – Ну, ма-ам, кушать хочется. Очень.

– Сейчас, доченька, подожди еще минутку, – Оля сжала ладонь с мелочью. – Сосчитаю денежку, и купим поесть.

– Женщина, вы будете брать? – тетка в когда-то белом фартуке грозно нависла над прилавком. – Вон, уже очередь собралась.

– Минутку, – сквозь набежавшие слезы Оля попыталась всмотреться в горстку монет. – Очки дома забыла.

– Понарожают тут, – буркнула продавщица. – Давай сюда свою мелочь. Сама посчитаю.

Очередь потихоньку наливалась желчью.

– Не хватает четыре рубля, – торжественно закончила счет фартучная тетка. – Что теперь?

Очередь расступилась под натиском мужчины в расстегнутом темно-синем пальто.

– Привет, – кивнул он Оле. – Извини, опоздал. Дайте еще, пожалуйста, вон ту коробку конфет и колбасы «Докторской» два батона.

Продавщица плюхнула на весы колбасу, смерив оценивающим взглядом часы на запястье мужчины.

– За всё – семьсот пятьдесят.

– Пожалуйста, – мужчина сунул Оле пакет с продуктами. – Ждите меня в машине.

За дверями магазина шел дождь, по-весеннему теплый.

– Мам, – Настя требовательно полезла в пакет. – А что, это наша колбаска? А нам в садике такую не дают. Это без беленьких кружочков, да? А нам давали один раз колбасу, только она была с кружочками. А я эти кружочки не люблю.

– Эта – без кружочков, – уверил ее мужчина, присевший на корточки рядом с ней.

– Я такую люблю, – кивнула ему Настя. – Только еще не пробовала.

– Ну, вот и попробуешь, – он выпрямился. – Вас как зовут?

– Меня – Настя, а маму мою – Оля.

– Боже, как унизительно, – пробормотала Оля. – Мы не можем это взять.

– Пустяки, – мужчина протянул Оле визитку. – Не будем тратить время на грустные истории о жизненных трудностях и о том, что могло бы быть, если бы… Позвоните завтра, подыщем вам подходящую работу.

– У Насти аллергия на шоколад, – прошептала Оля в удаляющуюся темно-синюю спину.

Дождь закончился. От земли пахло как-то по-особенному тепло и влажно. Из-под грязно-серого снега у ступенек магазина выглянул маленький зеленый росток. Солнце улыбнулось ему навстречу.

МАЛЕВИЧ И Я

Иду на очередное собеседование по поводу работы – красивый такой, в костюме. С утра не успел позавтракать, поэтому – в одной руке портфель, в другой – открытый пакет с кефиром. Тонированный джип, пролетая мимо, обдает меня с ног до головы грязной водой из лужи. Дальше всё «на автомате»: бросаю в заднее стекло джипа недопитый пакет. Белый кефир на фоне черного стекла – чем тебе не Малевич? Джип тормозит. Из водительской двери вываливается спортивного вида молодой человек в круглых очочках на бритой голове и бейсбольной битой в руке. В голове сумбур – на дворе 21-й век, тогда почему бита? Что-то из 90-х прошлого. Прет на меня молча, что не может не нервировать. Открываю портфель, пошарив недолго, достаю оттуда свой любимый травматический пистолет. Рукоятка ласкает ладонь своей уверенной прохладой. Снимаю с предохранителя и смотрю парнишке прямо в глаза. Взгляд из-под очков упирается в черную дырочку ствола. Битмен, наткнувшись на невидимую преграду, развернулся, элегантно сплюнув на асфальт и, не теряя достоинства, вернулся в уютное нутро джипа. Глухо взревев мотором, железный конь унес своего хозяина в неведомые дали. А я, уложив пистолет на место, постарался унять противную дрожь в ногах и побрел себе дальше, размышляя о смысле жизни.

СВЕТ В КОНЦЕ ТОННЕЛЯ