Папство и Русь в X–XV веках - страница 4

В византийской концепции власти император являлся наместником Христа, а тем самым главой всей христианской церкви (в том числе и римской епархии).[9] Даже в VIII в., в период бурных событий иконоборчества, византийский император Лев III Исавр нашел силы, чтобы не отдать папе южную Италию, а оставить ее в церковном подчинении патриарха константинопольского.[10]

На Западе же в это время энергично вырабатывалась концепция вселенской власти римского епископа. Еще в конце V в. папа Геласий I (492–496 гг.) заявлял, что «величие пап выше, чем государей, так как папы освящают государей, но сами не могут быть освящены ими».[11] Тому же Геласию приписывается и идея о двух главах христианского мира или о двух мечах — духовном и светском, чем обосновывалось признание подчиненности каждого христианина одновременно и в равной мере и папе и императору.[12]

В каролингский период (VIII–IX вв.), начиная уже с Карла Мартелла и особенно при его преемниках — Пипине Коротком, а еще больше и полнее при Карле Великом, в Западной Европе укрепляются связи между церковью и высшей светской, т. е. королевской и императорской, властью.

Общепризнанной обязанностью светской власти становится оказание церкви, т. е. папству, всемерной защиты и поддержки, выдвигается идея своеобразного двустороннего светско-теократического государства — imperium christianum. Духовная власть (sacerdotium) и власть светская (imperium) выступают в представлениях идеологов средневековья как две опоры, на которых покоится средневековое общество, составляющее «respublica christiana» (христианское государство). Эти идеи получают свое развитие позднее, но уже в писаниях авторов каролингского времени, например у Алкуина, они выражены достаточно ясно.[13] Правда, Алкуин формулирует эти идеи несколько по-иному — он пишет о трех высших властях над миром: папы, византийского императора и Карла Великого.[14] Подлинное значение этой формулы нетрудно разгадать, учтя, что Алкуин писал за год до увенчания Карла императорской короной. Тезис Алкуина является элементом теоретического обоснования этого, несомненно уже подготовлявшегося тогда события, в предвидении которого Алкуин писал Карлу в 799 г. такие слова: «Римский император — глава мира, священная вершина Европы».[15]

Обращаясь к Карлу, Алкуин именует его «moderantissimus gubernator» (властнейший правитель) «всех христиан» и выражает ту мысль, что вера христианская должна быть с помощью оружия воинов Карла распространена по всему миру.[16] Эту идею Алкуин настойчиво повторяет в различных вариантах.[17] Сам Карл в письме 796 г. к папе заявляет, что считает своей задачей (nostrum est) «защиту церкви» повсюду против «неверных и язычников». Эту «защиту» (ясно, что слово это употреблялось лишь как благородное прикрытие осуществлявшейся на практике политики нападения и захвата) нужно вести, пишет Карл, во имя укрепления веры с помощью оружия (armis defendere). Папе же Карл отводит при этом более чем скромную роль: он должен «молитвами» поддерживать воинов, дабы «народ христианский всюду одерживал победу и имя Христа было бы прославлено во всем мире» (in orbe).[18]

Представление о короле-императоре как о главе церкви (оно встречается не только у Алкуина, но также у Эйнгарда, Теодульфа и др.) отражало реальную действительность. Карл председательствовал на церковных соборах в Галлии, он использовал эти соборы для того, чтобы авторитетом церкви освящать издаваемые им законы государства (капитулярии). Он властно вмешивался в компетенцию духовенства, энергично занимаясь церковным законодательством и решая сложные и спорные богословские проблемы. Он провел через Аахенский церковный собор (809 г.) даже изменение самого «символа веры», прибавив слово «filioque» (и от сына) к формуле об «исхождении святого духа».

Когда же у папы Льва III возникли трения с частью духовенства, Карл взял решение дела в свои руки, выступил в роли верховного судьи и оправдал папу. После коронования Карла императорской короной в 800 г. папа принес ему присягу наряду со всеми другими его вассалами.