Парацельс - страница 9

Нет достоверных сведений о том, когда молодой Гонгейм начал слушание курса. В те времена поступали в университет в различном возрасте: тут были и мальчики 12–15 лет и юноши, а многие уже взрослыми садились на университетскую скамью, чтобы вместе с юнцами проходить науку.

Обычно учение начиналось с артистического (философского) факультета, как бы подготовительного к «старшим» факультетам, и, только получив здесь степень магистра, студент приступал к занятиям богословием, юриспруденцией или медициной. На старшем факультете юноше предстояло преодолеть тяжелый подъем по лестнице ученых званий. Через два года медик получал звание бакалавра. Его назначали для занятий с младшими студентами и давали высокое право носить круглую шляпу без полей. После нескольких лет занятий — новое испытание, и способный человек делался лиценциатом. (Оставалось взять последнее препятствие, выдержать еще 2–3 года преподавания и зубрежки, и наступал желанный момент. В торжественный день после публичной лекции и диспута его удостаивали степени магистра или доктора. Удачливого диспутанта приводили к присяге. Все присутствовавшие магистры осчастливливали его поцелуями по случаю принятия его в корпорацию, и ему вручались знаки его достоинства: книга как символ науки, кольцо и докторская широкополая шляпа. Тогда всходил он на кафедру — цель многолетних трудов была достигнута.

И несмотря на этот почет, все-таки на медицинских факультетах обучающихся было крайне мало. Один из современников дает этому краткое и точное объяснение: «так как в лучшем случае только большие города оплачивали ученого врача».

Парацельс упорно и настойчиво прошел всю эту длинную лестницу и в бою последнего диспута завоевал себе право именоваться доктором медицины, как написано на его книгах.

А упорства потребовалось немало. Ему, как иностранцу и бедняку, конечно, приходилось проживать в бурсе (общежитии для студентов), получившей печальную известность голодным житьем и жестокими нравами. Ежегодно на большие вакации держал он далекий путь домой в Каринтию, голодая и, может быть, нищенствуя в пути.

Схоластическое преподавание, заключавшееся в чтении и объяснении текстов, иссушало мозг и вызывало бессильный протест в пытливом юноше.

Медицина Галена, обновленная трудами арабов Авиценны (Ибн-Сина) и Аверроэса (Ибн-Рошд) преподавалась, как церковные догмы. Особым авторитетом пользовался «медицинский канон» Авиценны, который наравне с галеновскими произведениями заучивался и комментировался фраза за фразой, подобно священному писанию, или, как говорил сам Парацельс: «За евангелие принималось то, что никак ему подобным быть не может». Ему, приученному еще отцом к свободному исследованию, были глубоко чужды и ненавистны эти методы преподавания, и позднее он признавался: «Много раз я думал о том, чтобы оставить это искусство». Но он сумел преодолеть это отвращение и бесспорно обладал глубоким знанием трудов арабов и древних, Галена же он изучил столь досконально, что, по свидетельству одного из его учеников, «мог наизусть цитировать необходимые места из его сочинений».

Диспуты сначала должны были увлекать как состязание на остроту мысли и блеск словесных построений, но и это приедалось как бесцельная игра словами и насилие над памятью, ибо высшим достижением считалось уменье наизусть приводить длиннейшие цитаты из источников.

И получив, наконец, широкополую докторскую шляпу, молодой Гогенгейм мог вздохнуть свободно. Феррарское пленение кончилось, перед ним был открыт весь мир.

Его потянуло в неизвестные дали: увидеть чужеземные страны, новых людей и, может быть, узнать какую-то другую медицину, которой ведомы более глубокие тайны.

В те дни, когда молодой Теофраст Бомбаст фон-Гогенгейм посвятил себя врачебному искусству, медицина имела за своими плечами многие века исканий и опыта.

Первые врачебные средства стары, как само человечество, даже древнее его, ибо инстинкт самосохранения подсказывал многим животным простые действия, направленные к устранению страданий и боли.

Изучение жизни животных показывает, что собаки при переполнении желудка едят траву, чтобы вызвать рвоту и опорожнить таким образом желудок. Обезьяны умеют с помощью своих рук извлечь из кожи попавшую в нее занозу или давлением остановить кровотечение. Предки человека, ведущие свое происхождение от человекоподобных обезьян, так же инстинктивно находили болеутоляющие средства.